Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
II
Поклонение Аввакуму; Анастасия и Иван
Когда летом 1682 года сибирские посланцы возвратились в Пустозерск, они не нашли больше тех, от кого ждали совета, как им быть: выбирать ли жизнь или смерть? [1847] Весть об этом распространилась среди христианских общин. Вместо того чтобы посеять страх, на что надеялся Иоаким, гонение лишь распалило мужество. В сентябре 1686 года арестованные старообрядцы Кинешмы твердили тем, кто их увещевал: «Хотим пострадать, как пострадал отец наш протопоп Аввакум» [1848] .
1847
Евфросин. Отразительное писание. С. 19.
1848
Бонч-Бруевич. Материалы. I. С. 225.
В начале синодиков стояли имена Аввакума, Лазаря, Епифания и Федора: всюду молились за них, в то же время к ним обращались, как к блаженным [1849] . В Чирском скиту, на Дону, 7 января 1687 года чудесным образом перенесенный в рай ребенок видел протопопа и других мучеников, увенчанных славой – это видение, закрепленное письменным повествованием, скоро стало достоянием широких народных масс [1850] . Архиепископ Афанасий в 1691 году приписывал упорство «раскольников» своей епархии народной памяти о заключенных Пустозерска [1851] .
1849
Сводный
1850
Дружинин. Раскол на Дону. С. 240.
1851
Верюжский. С. 76. Профессор Е. Ляцкий, путешествуя по Северу России незадолго до 1914 г., услышал и записал в Пустозерске песню об Аввакуме (устное сообщение сделанное Е. А. Ляцким в 1934 году). Вряд ли она была сочинена позднее, чем в конце XVII века.
В те времена, когда добрые христиане не признавали иных изображений человеческого лица, кроме икон святых, уже иногда писался лик Аввакума. Пример тому исходил, без сомнения, из Онуфриева скита: инок Сергий повелел написать изображение своего учителя, перед которым поклонялись в молитве тайком, чтобы не давать повода к упрекам или гонениям [1852] . Это первое изображение, как бы оно ни было стилизовано, должно было быть точным. К несчастью, ничто не говорит за то, чтобы последующие иконописцы руководствовались им. Подлинник был таков: священник, изображенный во весь рост, высокий, худой, с выразительными глазами, длинной остроконечной бородой, ниспадающими на плечи волосами, облаченный в ризу и епитрахиль, пальцы правой руки сложены для благословения, в левой же руке он держит развернутый свиток, на котором можно прочесть первые слова: «Братия мои возлюбленные…» Иногда изображалось небо, ангелы, Богоматерь и Исус Христос, с любовью взирающие на него и благословляющие его: «Не бойся, раб Мой, – Се Аз с тобою» [1853] . Иногда изображение обрамлялось, как делалось для святых, сценами, отражающими в миниатюре эпизоды его жизни: он сжигает себе руку над свечой – ему показываются три корабля – он изгоняет ученого медведя – он наказует грешника – ангел посещает его в темнице – он предстает перед епископами – умирает на костре [1854] . Иногда также протопоп бывал изображен перед алтарем и восьмиконечным крестом, держа в одной руке Евангелие, а другой показывая соединенные указательный и средний персты [1855] . Эти изображения распространились настолько широко, что синодальное управление должно было предать грозной анафеме не только «раскольника» Аввакума и его последователей, но и тех, кто осмеливался «намалевать своего гнусного идола»: «чтобы избежать скандала», надлежало «сжечь этого идола всенародно» [1856] . Эта мера не достигла цели, так как в 1724 году были вновь обнаружены иконы Аввакума. Канцелярия по делам раскольников предложила, а Синод отдал распоряжение сжечь их. Но политика того времени была весьма сложна. После совещания с Сенатом это решение было отменено: «Изображение отца раскола, преданного анафеме, еретика, почитаемого среди раскольников святым», не должно быть сожжено, но владеющие таковым обязаны сообщить о нем духовным властям [1857] .
1852
Материалы. VIII. С. 242, 260, 337.
1853
Такого типа изображение еще недавно хранилось в библиотеке единоверческого Никольского монастыря и в настоящее время находится в подвалах московского Исторического музея; оно воспроизведено в натуральную величину в «Изборнике народной газеты» (1906. Сентябрь. № 8. С. 37), затем имеется уменьшенная фотографическая копия, сделанная Ягодичем и помещенная против титульного листа его немецкого перевода Жития (рис. 1). Частично это изображение воспроизведено Субботиным (Материалы. V). Анисимов видит тут произведение ремесленников конца XVIII века (Ягодин. С. 227). [В настоящее время икона, о которой идет речь, хранится в Отделе древнерусской живописи ГИМ, инв. 54727 ИVIII 4419. Опубл.: Неизвестная Россия: К 300-летию Выговской старообрядческой пустыни: Каталог выставки. М., 1994. С. 35, № 6. – Прим. ред.]
1854
Коллекционер А. Е. Бурцев (Бурцев. Полное собрание библиографических трудов. Т. IX: Материалы по истории раскола) описывает подобное изображение. [Речь идет не об иконе, а о настенном рисованном лубке «Описание лицевое Жития протопопа Аввакума» начала XIX в., находившемся в собрании А. Е. Бурцева. Его воспроизведение и анализ см.: ИткинаЕ.И. Рисованные настенные картинки на тему житий протопопа Аввакума и боярыни Морозовой // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 1999. [Вып. 2]. С. 419–427. – Прим. ред.]
1855
Таковы были изображения, которые подверглись преследованию в 1724 г. (см. ниже).
1856
Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. I. Стб. 769.
1857
Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. I V. С. 257. № 1398; V. С. 226. № 1689 (20 ноября 1725 г.). Указ 1716 г. признал за «раскольниками» те же права, какими обладали другие граждане городов и деревень, при условии, что они заявят о себе, дабы платить двойную подушную подать. Но распространение своего учения им было запрещено; затем из года в год в этот указ о веротерпимости вносились еще многочисленные ограничения.
Аввакум в эту пору уже вошел в историю. Почти уже не оставалось людей, знавших его. После казни семья его продолжала жить в Окладниковой слободе. Но настал день, когда Анастасия с сыновьями Иваном и Прокопием были выпущены из своей земляной темницы, об этом свидетельствует то, что Иван в течение недолгого времени был дьячком в церкви Богоявления. Когда князь Василий Голицын, фаворит Софьи, оказался высланным на Мезень [1858] , Иван стал взывать к его заступничеству. Соответствующий указ пришел в 1692 году. Все три изгнанника вернулись в Москву. Сначала они жили в Елоховской слободе, у своего родственника Меркула Лукьянова, затем на Шаболовке в приходе Святой Троицы, у капитана Якова Тухачевского, возможно какого-нибудь родственника прежнего пустозерского воеводы. Там Анастасия в 1711 году и завершила свою многотрудную жизнь, исполненную преданности и героизма. Что за жизнь изведала в Москве вдова родоначальника старообрядчества в царствование Петра Великого! Нет никакого сомнения в том, что она осталась верной вере своего мужа, что она почитала его как мученика и святого, следуя его учению так же, как тогда, когда она следовала за ним и поддерживала его во время его пребывания на земле; с ужасом, надо думать, смотрела она и на ежедневные новые победы антихриста. По-видимому, на Шаболовке сохранилось как бы небольшое ядрышко друзей истины. Весьма любопытно, что в 1710 году основатель секты оригенистов, Суслов, обосновался там же. Возможно, что эта небольшая группа домов, пока здесь не выстроили в 1699 году деревянной церкви, и ускользала от бдительности властей [1859] . Но затем волей-неволей Анастасии и Ивану пришлось признать власть приходского священника Филиппа Феофилактова: тогда, наверное, им и вспомнились все уловки их мужа и отца, чтобы уклониться от кощунственных благословений и ложных таинств! Иван делал вид, что исповедуется у Филиппа, изредка заходил в церковь и при народе крестился тремя перстами. Когда только это было возможным, он не делал этого. Не было ли это постоянной мукой, эта жизнь в вечном страхе и в полу-обмане?
1858
Об этом изгнании: Востоков.
1859
Н. Дружин // Московская церковная старина. IV; Русский вестник. 1879. Декабрь. С. 767. Шаболовка была заселена лишь во второй половине XVII века. В 1698 году там насчитывалось всего около двадцати дворов (в 1756 году – 32).
Если Анастасии удалось умереть без тревог, то сыну ее не выпало на долю такого счастья. 24 июня 1717 года он был арестован приходским священником и дьяконом церкви Вознесения, что у Серпуховской заставы: они признали в нем человека, который восемь лет назад присутствовал при смерти некоей Евфросинии, что-то засунул ей в рот и хотел было похитить ее тело, чтобы по-своему похоронить его; далее, они также признали в нем человека, которого они затем встречали у явных «раскольников» и который избегал их благословения. Допрошенный Стефаном Яворским, Иван сознался, что это действительно он, сын своего отца, но отрицал все остальное: он входил в те дома лишь для того, чтобы попросить там подаяния. Пробыв долгие месяцы в заключении, он был потом освобожден и сдан на поруки.
В 1720 году, уже будучи стариком – ему было тогда уже около семидесяти пяти лет – он был снова отправлен в Приказ церковных дел в Москве. Он сознался, что не причащался с 1714 по 1719 год. Его заставили подписать заявление, по которому он «отца своего Аввакума за православного не приемлет и вменяет его за сущаго святей церкви противника и всех злых его дел отрицается». Однако он все же был отправлен в Санкт-Петербург, где начальник Тайной канцелярии Петр Толстой в присутствии архимандрита Александро-Невского монастыря вновь принуждал его «отступиться от веры и проклясть раскольников». Его собирались было отправить в Кирилло-Белозерский монастырь, но 7 декабря 1720 года его нашли в темнице мертвым [1860] .
1860
Все сведения, имеющиеся об Анастасии и Иване, проистекают из допросов последнего (РГАДА. Государственный архив. Разряд VII. № 68, за подписью Ивана. Изложение см.: Есипов. I. С. 117–127). О других детях Аввакума история не сохранила следов. Возможно, что они остались в Окладниковой слободе, где в 1677 г. у Афанасия был дом (РГАДА. Писцовые книги. № 15 055. Л. 191). Жмаев нашел в Пустозерске некую вдову Безумову, а я видел в Григорове семью Темных, утверждавших, что они происходят от протопопа, но в этих преданиях нет ничего более или менее достоверного.
Аввакум пережил себя отнюдь не благодаря точным воспоминаниям о том или ином его поступке. Мало кто мог в то время определить его конкретные действия, уточнить даты, поставить их в связь с текущими историческими событиями. Кто слышал в те годы о протопопе Стефане Вонифатьеве, о Неронове и о ревнителях благочестия? Официальная церковь слишком презирала этих фанатиков, а старообрядцы были слишком деятельны в конкретном своем благочестии, слишком проникнуты сегодняшним днем своей веры, чтобы особенно много размышлять о прошедшем. Протопоп продолжал пребывать среди них как бы живой благодаря своим писаниям. Их снова и снова любовно переписывали, не как литературные произведения, но как всегда своевременные ответы, всегда полезные советы, всегда нужные наставления. Смотря по склонностям и по потребностям, эти сочинения либо воспроизводились с необыкновенной точностью, либо их разделяли на части, которые потом переставлялись. Иногда их присоединяли к другим чтимым произведениям, как, например: к Челобитной Авраамия, к Житию Епифания, к Соловецкой челобитной. Порой находились желающие иметь полное собрание всех произведений протопопа: известно, что в 1689 году некий купец Михаил обладал сборником писем Аввакума в девяносто восемь листов. Найдено около двенадцати рукописей XVII века, содержащих списки посланий Аввакума; гораздо более многочисленны рукописи XVIII века [1861] .
1861
Дружинин. Писания. С. 1–31; РИБ. Т. 39. С. III–VI.
III
Споры на Керженце, Выге и разногласия между старообрядцами
Аввакум был мучеником веры, апостолом, чей пример, чье пламенное и непосредственное вразумительное слово, чья могучая личность, в соединении с необыкновенным умом, воистину достойным первоначальной церкви – снова и снова на протяжении всей его жизни воодушевляли сердца. Но мог ли он преподать правило веры будущим поколениям, мог ли дать им неоспоримое учение, способное завоевать всеобщее признание и сохранить между старообрядческими общинами единство веры и общения?
После надежд, вызванных великим начинанием Досифея и жестоким последующим разочарованием, – время челобитных окончательно прошло. В ответ на костры, возведенные Софьей, вспыхнули костры добровольных самосожжений; в течение девяти лет лишь по 1691 год было зарегистрировано тридцать два случая с более чем двадцатью тысячами жертв. Какое яркое свидетельство глубокой веры этих людей! [1862]
Тем, кто колебался, показывались письма «святого протопопа и священномученика». Монаху Сергию, после двух лет проведенных в Ярославле, и еще двух лет, которые он провел закованным в кандалы в Рязани [1863] , удалось добраться до Керженца и там размножить в большом количестве списков эти письма. Аввакум, не был ли он вторым апостолом Павлом, послания которого требовали полного повиновения? Он никогда не утверждал, что добровольная смерть была единственной возможностью сохранить чистоту веры, но из отдельных фраз, при лихорадочном возбуждении, царившем в те времена, извлекали это преувеличенное учение. Коллективное самоубийство, совершаемое главным образом огнем, вошло в религиозное сознание русского народа, и больше из него не уйдет. Каждый раз, когда разразится гонение, мы увидим, что найдутся старообрядческие семьи, а иной раз и целые села, которые в огне будут искать спасения от «антихристовой скверны» [1864] .
1862
Евфросин. Отразительное писание. С. 038–058.
1863
Труды Рязанской архивной комиссии. V. 1890. № 9. С. 153 (13 сентября 1684 г. послан в Рязань; 26 февраля 1685 г. направлен в Солодчинский монастырь).
1864
См.: Stchoukine I. Le suicide collectif dans le raskol russe. Paris, 1903. P. 120. В XIX веке насчитывают около двадцати коллективных самоубийств: последнее из них было в 1897 г.
Рождается и суровая восторженная лирика старообрядчества:
Несть избавления в мире, несть!Лесть одна лишь правит, лесть!Смерть одна спасти может нас, смерть!Несть и Бога в мире, несть!Счесть нельзя безумства, счесть!Несть и жизни в мире, несть!Огнь один ждет, один лишь огнь!Смерть одна спасти нас может, смерть! [1865]Но в то же время жизнь упорствовала. Якобы данный сибирякам совет Аввакума некоторыми порицался. Отражал ли он общее мнение пустозерских отцов? Домна, вдова попа Лазаря, утверждала, что вопрос этот у них не поднимался. Досифей решительно осуждал самосожжение: он отказывал самосожженцам в заупокойных молитвах. Его ученик Евфросин написал в 1691 году очень решительное опровержение новой системы самоуничтожения [1866] . В Поморье, где 4 марта 1687 года в Палеострове, куда был в свое время сослан епископ Павел, сжег себя дьякон Игнатий вместе с 2700 последователями, на Керженце, на Дону и на Куме, в Брянских и Волоколамских лесах – всюду происходили страстные споры.
1865
Рождественский Т. Памятники старообрядческой поэзии. С. XVII.
1866
Найдено Хр. Лопаревым и издано им в 1895 году, с введением и комментариями. Это весьма поучительное исследование о жизни старообрядцев в период 1680–1690 годов. Споры о самосожжении изучены П. С. Смирновым: Смирнов. Внутренние вопросы. С. 53–82.