Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Отсюда вытекает, что Аввакум прежде всего утверждал раздельноличность и равенство Троических Ипостасей, что, как ему казалось, оспаривал Федор; вывести отсюда, что он «четверит Троицу», было бы слишком смелым. Для Федора Аввакум оказывался нечестивее никониан; для Аввакума Федор впал в иудаизм. Оба написали своим друзьям. Необходимо было объяснить, почему протопоп проклял своего духовного сына. Мы не знаем, написал ли он об этом царю и царевнам, как уверяет Федор, во всяком случае он написал своим друзьям, «чудному составу по образу Святыя Троицы», как он любил выражаться, «Феодоре в Евдокее, Евдокее в Феодоре и Марии в Феодоре и Евдокее»!
«Увы мне, грешному! Ей, слезам достойно есть: у меня здесь диявол от десных ссору положил, – в догматах считалися, да и разбилися. Молодой щенок, Федор дьякон, сын духовной мне, учал блудить над старыми книгами и о Святей Троице предкнулся, и о Христове во ад сошествии и о иных, догматствуя по-никониянски, нелепотно. В книге моей написано и послано к вам о Господе. Аз же, не утерпев безумию его, и слышати не мог хулы на Господа Бога моего, отрезал
1696
РИБ. Т. 39. Стб. 395. Письмо было написано после ареста Морозовой и ее подруг, но ранее, чем в Пустозерске узнали, что ее перевели в Боровск, следовательно, ранее второй половины 1673 года.
Из Москвы ему прислали одобрительные письма; многие в письмах стыдили Федора за его ошибки. Был один праведный слепец, который явно учил о том, что Дух Святой не мог сойти с Небес Существом, и который цитировал в подтверждение своего мнения текст Максима Грека [1697] .
II
Первые проповеди
Книга, о которой пойдет речь, это «Книга бесед» в ее первоначальной форме: это беседы об Аврааме и Мелхиседеке, о посте и другие. В них Аввакум говорил обо всех спорных вопросах и, конечно, также о внешней мудрости, «о старолюбцах и новолюбцах» [1698] .
1697
Материалы. VI. С. 100–101.
1698
«Книга бесед» в том виде, как она была напечатана (РИБ. Т. 39. Стб. 241–424) согласно четырем рукописям, представляет собой окончательную редакцию, установившуюся самое раннее к концу 1675 г. Но Аввакум написал десять бесед, из которых состоит сборник, в ином порядке и рассылал их своим корреспондентам в различные даты. Согласно одной рукописи, «Беседа об Аврааме», поставленная в дальнейшем восьмой, была первой. Беседы 5 и 7 написаны после второй половины 1673 года; беседа 6 «О посте», несомненно, связана с письмом Морозовой. Имеются, следовательно, все основания думать, что первая отсылка материалов Морозовой содержала эти четыре беседы (см.: РИБ. Т. 39. С. XIX–XXXII).
Споры с Федором открыли перед Аввакумом новую область: область чисто богословских вопросов. Но теперь недостаточно было отвечать на практические вопросы, поставленные верными; а что касается простой и непосредственной полемики, то строго-необходимое было уже сделано. Вопрос отныне ставился иначе: надо было заняться обобщениями и взглянуть на вещи с несколько большей высоты. Однако Аввакум не был таким человеком, чтобы составлять теоретические трактаты, построенные на строгой логике, холодные, абстрактные и строго-объективные. Он говорил, что не является богословом, а говорит лишь то, что ему прямо при ходит на ум. Однако на протяжении всех этих лет преследования, когда регулярная и оживленная переписка была затруднена, он отдавался громадной богословской работе, имея в виду свободно и без принуждения высказать свою религиозную мысль. Для этого он применял самые разнообразные литературные формы: беседы, комментарии к Священному Писанию, личные воспоминания.
Но он никогда не был рабом формы: среди описания событий своей жизни он вставляет богословский экскурс; в работе о Сотворении мира он обличает астрологов своего времени; говоря о Мелхиседеке, он вдруг набрасывается на митрополита Илариона; объясняя Священное Писание, он вставляет эпизод из своего детства или описывает чудо в своей личной жизни. От высокого стиля он, без стеснения, переходит на просторечие и от сравнения из области деревенской жизни обращается к св. апостолу Павлу. Он никогда не остается в области чистого рассуждения, и он всегда непосредственно обращается к своему слушателю или, реже, к читателю; он всегда имеет в виду кого-то: будь то верные, которых надо поучать, будь то противник, которого необходимо обличить. По-видимому, так же лилась и его проповедь. Отправляясь от какого-нибудь текста, он, в той или иной связи с ним, проявлял в своих отступлениях и громадную находчивость, и находил нужные образы и яркие разговорные выражения, обнаруживая при этом и глубокое знание жизни, и отнюдь при том не забывая своего пастырского авторитета. Таким он был и среди друзей в Юрьевце, и в Казанском соборе, таким, несмотря на свою страстность и горячность, он оставался и в случае с Федором. Он, вообще говоря, удивительно умел находить для всего нужное место. Достается же от него больше всего никонианам и плохим христианам.
На протяжении 1672–1674 годов им написаны четыре беседы, сочинение «Списание и собрание о Божестве и о твари», а также Житие [1699] .
«Беседа об Аврааме» отправляется от краткого толкования отрывка из Послания к Галатам (Гал. 4: 22–23), где говорится о двух сыновьях Авраама, одном, родившемся от служанки, и другом – от свободной. Аввакум очень просто рассказывает повесть о патриархе по Библии и Хронографу, не без того, чтобы не поскорбеть попутно о Лоте и Содоме. Говоря о встрече Авраама с Мелхиседеком, он не упускает случая указать, что этот ветхозаветный проповедник символизирует Христа – Предвечного Царя и Священника.
1699
Хотя точно установить даты написания этих сочинений и даже их хронологический порядок (кроме Жития) невозможно. См.: РИБ. Т. 39. С. XXXII–XLII.
Далее чувствуется, что рассказ о Мелхиседеке только предлог:
«Прямой был священник, не искал ренских, и романеи, и водок, и вин процеженых, и пива с кардомоном, и медов, малиновых и вишневых, и белых всяких крепких. Друг мой, Иларион архиепископ Рязанской! Видиши ми, как Мелхиседек жил? На вороных и в каретах не тешился ездя! Да еще был царские породы. А ты кто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок!» [1700]
И после красочной отповеди своему бывшему другу, некогда столь добродетельному, он добавляет: «На Павла-та митрополита что глядишь?» Вслед за чем идет должное воздаяние по делам и последнему: «Тот не живал духовно, блинами все торговал да оладьями. Да как учинился попенком, так по боярским дворам научился блюды лизать». Но главным преследователем ему представлялся Иларион. «Сколько християн, – обращается он к нему, – прижег и пригубил злым царю наговором, еще же и учением твоим льстивым и пагубным многих неискусных во ад сведе? (…) Да воздаст ти Господь по делом твоим в день страшнаго суда! (…) Сердиты были и жиды-те, якоже и вы (…) Мне сие гораздо любо: руская освятилася земля кровию мученическою. Не ленитеся, бедные, подвизайтеся гораздо, яко Махмет, поклоняйте мечем непокоряющихся в веру свою, да и по смерти своей, яко Ирод древле, прикажите владык и старейшин галилейских на память кончины своея побить» [1701] .
1700
РИБ. Т. 39. Стб. 336. – Прим. ред.
1701
Там же. Стб. 336–337. – Прим. ред.
Это был отход от основной мысли, и, как бы извиняясь, он возвращается к Аврааму и к видению Авраама у дуба Мамврийского. «Видали ли вы, братия, на иконах пишется, – под дубом за столом три ангела сидят в равенстве святых образов?» Далее он излагает свою веру, примерно в духе Афанасиевского Символа. И тут как раз он расходится с Федором. Правда, он пишет только: «Есть обретаются некоторыя гады, из чрева своего гадят по человекообразию быти Бога», далее следует соответствующая аргументация. Тут же он отвергает другие нечестивые ереси «этих гадов»: о сошествии Христа во ад, о богочеловеческой природе Христа, о его непорочном зачатии [1702] .
1702
Там же. Стб. 342–344. – Прим. ред.
«Пакы приимем повесть о Аврааме вышереченную». Далее следует сделанный в эпическом тоне подробный пересказ жертвоприношения Авраама, потом идет апокриф, заимствованный из Палеи, и, наконец, следующие размышления: «Дивен отец, дивен сын! (…) О, вера! (…) О, терпение упованием будущих благ! (…) Бог (…) не положил выше меры искуситися им» [1703] . Сколь поучительное и нужное наставление во времена гонений!
«Молю убо аз, юзник, вас всех, страждующих о Христе: претерпим мало зде от никониян, да Бога вечно возвеселим (…) Ныне нам от никониян огнь и дрова, земля и топор, и нож и виселица: тамо ангельския песни и славословие, хвала и радость, и честь и вечное возрадование Яра ныне зима, но тамо сладок рай. Болезнено терпение, но блаженно восприятие. Да не смущается сердце ваше и устрашается (…) Претерпевый до конца, той спасен будет. Всяк верный не развешивай ушей тех и не задумывайся; гряди с воздержанием во огнь и с радостию. Господи ради постражи, яко добрый воин Исус Христов правости ради древних книг святых! (…) они нас и мучат и губят, а сами дрожат (…) праведник не имать попечения ни о чем, только о Христе» [1704] .
1703
Там же. Стб. 349–350. – Прим. ред.
1704
РИБ. Т. 39. Стб. 350–351. – Прим. ред.
И далее все более и более умножаются поощрения праведникам, чередуясь с угрозами преследователям; пока, наконец, во внезапно введенном толковании Послания к Галатам он пишет:
«Аще и не пришел он еще последней чорт, но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его, и печатью людей бедных слепых перепечатали, тремя персты и развращенною малакией. Вы же, братия, (…) стойте крепко за святую церковь и отеческое предание умирайте, не давайте грабить ворам матери своея» [1705] .
1705
Там же. Стб. 358–359. – Прим. ред.