Провокатор
Шрифт:
– Тогда прошу покорно ответить: кто ты, говно, есть?
– Я есть говно, как вы правильно заметили, товарищ майор.
– А еще?
– Говноед, товарищ подполковник.
– Еще?
– Гнойник в заднем проходе рабоче-крестьянского государства, как вы верно заметили, товарищ полковник.
– А другими словами?
– Ебекила, товарищ генерал!
И Иван Иванович, нарушая все инструкции, рвал протокол на клочки и отпускал гражданина великой страны, который за короткое время убедился,
Кто-то, пахнущий плацкартным вагоном, навалился на меня и принялся трясти за плечи. Я открыл напряженный глаз и узнал свою жену О. Александрову.
– Иди ко мне, голубушка.
– Фи, пропойца! Что происходит?
– Н-н-ничего.
– Ты пьян как сапожник!
– Не трогай сапожников. Это святое. У товарища Сталина папа был холодным сапожником.
– Ты бредишь?
– Иначе десять лет без права переписки, то есть расстрел!
– Господи, пять бутылок? С Цавой пили?
– Не трогай Цаву. Это тоже святое.
– Один?!
– Один как перст!
– Прекрасно! Пока твоя жена... И-и-их? Ты взломал стол?
– Я все верну! Слово! Не мальчика, но м-м-мужа!
– Где деньги, Александров?
– Разве счастье в них, родная?
– Я тебя сейчас убью!!!
– Без рук, без рук!
– Убью, дурак!
– Мне же больно? Больно!.. Подушка тяжелая! С ума сошла - по голове бить. Это слабое мое место.
– А ты не спятил? Я хотела костюм тебе купить.
– Зачем?
– Ходить! Посмотри на себя - оборванец...
– Ну-ну, без слез, без слез. Ну, пожалуйста.
– Я стараюсь-стараюсь, горблюсь-горблюсь...
– Черт с ним, с костюмом, иди лучше ко мне, я соскучился.
– Я вижу, как ты скучал. Что случилось?
– Случилось.
– Пьесу взяли для постановки?
– Нет, родная.
– Тогда что?
– Потом, моя девочка. Иди ко мне.
– Отстань.
– У тебя дорожки на щеках от слез. У-у-у, грязнуля.
– Сутки в поезде.
– Бедненькая трудяга. Пахнешь плацкартным вагоном.
– Спасибо. Уж как ты воняешь. Бочкой.
– Спасибо. А помнишь, мы в спальном вагоне... после свадьбы...
– Помню. Ты мне не изменял?
– Дурочка. Я проспиртовался.
– Наверное, журчишь коньяком?
– Ага.
– Что же все-таки случилось, милый?
– Я тебя люблю.
– Почему не отвечаешь на вопрос?
– Прости, я не знаю, с чего начинать...
За спиной М. накатывала волна паники: в театре высокая Комиссия! представители из Главреперткома! люди из компетентного учреждения культуры!
Мастер соизволил повернуть голову и увидел - он увидел хорошо знакомых ему: Кителя, Городинского, Военмора, Шадрину.
–
– И согбенно направился встречать гостей. Прошу, товарищи.
– Ай-я-я, товарищ режиссер. Нехорошо, - сказал Китель.
– Нужно уметь себя сдерживать. Когда есть проблема - ее нужно решать. Зачем же вы обижаете нашего...
– Да-да, виноват. Не знал, что товарищ Вишня представляет...
– Я показывал мандат, - на это заметил Военмор.
Товарищ Городинский шумно вдыхал воздух:
– Товарищи-товарищи, мы все-таки в театре... у меня комок в горле...
Товарищ Шадрина тоже глубоко вздохнула и сказала:
– Главное, чтобы войны не было.
– Ну, насчет войны - то отдельный разговор, - сказал Китель.
– Что же вы нам на сей раз приготовили?
– спросил Китель.
– У вас там, в фойе, яблоки цветут, арбузы, кочаны капю-юсты, - улыбнулся Китель.
– ВСХВ!
– каркнула Шадрина.
– Пьеса хорошая. Идейно-художественно выверенная, - говорил, волнуясь, Городинский.
– Правильная пьеса - жаль, что таких произведений недостаточное еще количество.
– Что, товарищи? Садимся?
– поинтересовался Китель, и представительная Комиссия дружно опускается в кресла.
М. спешит к своему рабочему столику, звонит в колокольчик. "Господи, - думает он, - дай мне силы прожить этот день. Если я переживу этот день, быть мне бессмертным".
– Внимание!.. Начинаем генеральную репетицию! Приготовились. Начинаем с реплики: "Не карай, владычица, смилосердствуй! Не по своей воле в колхозе!.." Пошли!
И печальный звон колокола, пение - из сумеречной глубины сцены надвинулась толпа. Пожилая колхозница кидается наземь, навстречу иконе:
– Не карай, владычица, смилосердствуй! Не по своей воле в колхозе!..
Над ней проносят икону. Колхозник, очень высокий, худой мужик, бросает в сторону косу, восклицает неожиданным басом:
– Мать-дева пречистая!
– и пролезает под икону.
Молодая девушка Наташа смотрит на него, зовет по имени, голос ее не слышен. Мимо проходит Фекла, которая кричит:
– Есть правда, есть! Не в колхозе обновилась матушка, пречиста головушка, не в колхозе, нет!
Наташа резко дергает высокого мужика за рукав:
– Семен Петрович! На вышке у тебя неблагополучно! Зачем косу зыркнул? Общественное добро. Подыми!
– Собственное!
– исступленно кричит пожилая колхозница.
– Сами наживали. Защитит теперь владычица от общественного. Уйду, уйду из колхоза, уведу сынов. Выводи, заступница!
– Обещали всех в достатке уравнять, - шамкает старушонка.
– Ни тебе иголки в дому, ни тебе нитки.
– Мое, нажитое!
– Высокий мужик отбрасывает косу еще дальше.
– Хочу берегу, хочу - прочь кидаю.