Прятки в облаках

Алатова Тата

— Олежка. На самом деле мы понятия не имеем, что он делает. Он очень отдалился от нас после того, как бросил универ и вечерку. Ох, еще и Димка приедет меня навестить в выходные. Что будет, если ему кто-то расскажет о том, что тут происходит?

— И что же будет? — с интересом спросил Дымов, устраиваясь поудобнее. Он сидел, опираясь на подушки, волосы распущены, пижама в цветочек. Такой хорошенький, уютный.

Когда он был Лизой, как сейчас, Маша время от времени ловила себя на ощущении, что у нее впервые в жизни появилась подружка. Если растешь с пятью братьями, то тебе вроде как незачем дружить с кем-то еще, но порой Маша

думала: а каково это — играть с девочкой в куклы, а не с мальчишками в мяч? Жаль, что этот опыт прошел мимо нее.

Неожиданно для себя она тоже подоткнула под спину подушку и вытянула ноги:

— У Костика самого рыльце в пушку, поэтому он меня прикрывает. А вот с Димкой такой номер не пройдет, он немедленно позвонит отцу. У нас всех, Сергей Сергеевич, это базовая установка: в любой непонятной ситуации бежать к папе. Мы, конечно, все по очереди рыпаемся и притворяемся взрослыми и самостоятельными, но это только значит, что нас пока не очень прижало.

— Вас пока не очень прижало, Маша?

— Знаете, что меня на самом деле пугает? Мысль о том, что родители могут выдернуть меня с учебы и запереть дома, с них станется. Вот от чего волосы дыбом! А вдруг расследование продлится долго? А вдруг я завалю сессию? А вдруг придется уйти в академку? Что тогда станет с моим красным дипломом?

— В вас очень высок соревновательный дух, не так ли? — одобрительно заметил Дымов.

Маша хмыкнула:

— Нас шестеро, естественно, у меня высокий соревновательный дух. Чем больше семья — тем выше конкуренция.

— Ну хотите, Алла Дмитриевна лично поговорит с вашим старшим братом? Успокоит его? Объяснит, что за вами приглядывают?

Приглядывают они, как же. То-то Маше пришлось драпать по парку со всех ног.

Ей снова стало интересно: а какие именно у Дымова отношения с ректоршей. Весь универ был уверен, что он подкаблучник, потому что она казалась властной и довольно безжалостной, а единственным орудием Циркуля, которое он направлял против своих студентов, оставалась ирония. Очень редко — острая, в основном вполне беззлобная. Его не боялись, потому что он читал увлекательные лекции, при особом настроении устраивал забавные практики и никогда не зверствовал на экзаменах.

С другой стороны, подумала Маша, верная своей привычке все рассматривать с разных точек зрения, эта приятная студентам мягкость, возможно, служила и им, и Дымову плохую службу. Не зря же его словесники год за годом проигрывали всевозможные межвузовоские конкурсы и конференции, а механики Лаврова традиционно занимали первые места. У него-то специализировались самые амбициозные, самые упрямые.

Однако Маша собственными ушами слышала, как Дымов преспокойно спорит с ректоршей и не торопится соглашаться со всеми ее решениями. А еще продолжает болтаться по женской общаге, хоть это вряд ли так уж радует его пассию. А может быть, ее не беспокоят такие мелочи — Дымов не похож на похотливого старпера, из тех что охмуряют молоденьких девочек. Он взрослый, со взрослыми отношениями, и пусть его карьера не клеится, это же не повод, чтобы самоутверждаться за счет романов со студенточками?

— Рябова? — тихо позвал он, и она поняла, что зависла. Вот уж полная глупость: мало у нее других дел, чтобы так долго размышлять об одном из преподов, даже если он прямо сейчас в этой своей цветочной пижаме делит с ней одну постель.

Лиза не то же самое, что Циркуль. По крайней мере, Машин мозг с

усердным лукавством разделял одного человека надвое.

— А, нет, — она с некоторым трудом вспомнила, о чем вообще шла речь. — Не будем тревожить Аллу Дмитриевну в ее законный выходной. Я как-нибудь отвлеку внимание Димки… Ну, знаете, начну ныть про несчастную любовь или что-то в этом роде. Братишки до смерти пугаются, когда я завожу разговор о всяких там влюбленностях, я это еще в девятом классе выяснила. Хочешь избавиться от кого-нибудь из них — заведи шарманку про мальчиков.

Дымов негромко рассмеялся, и хорошо бы вот так, беззаботно болтать до самого утра, но им нужно было больше спать, а еще вокруг Маши топтался неведомый злопыхатель, а может, даже двое.

— Сергей Сергеевич, — решительно заговорила она, — это очень хорошо, что Иван Иванович вернул вам зеркало.

— Потому что вам спокойнее, когда я рядом?

— Потому что вы опытный, хороший словесник.

— О нет, Рябова, — простонал он, сползая по подушке вниз. Она проследила, как его волосы стекают по наволочке. — Даже не заикайтесь об этом — мне в жизни не взломать артефакт Михайло-основателя.

— Не попробуете — не узнаете.

— Это пустая трата времени.

— Или научное исследование. Напишете об этом кандидатскую.

— Я уже к. л. н., Рябова. Защитился в прошлом году.

— Ну, значит докторскую. Глядишь, и профессором однажды станете.

— Так далеко мои стремления не простираются.

— И очень зря, — с чувством воскликнула Маша.

Дымов закрыл глаза, изображая, что очень хочет спать, а потом и вовсе натянул на себя одеяло и отвернулся.

— Ну, значит, завтра после пар я приду к вам в кабинет, и мы подумаем, как это сделать, — заключила она оптимистично.

Ответом ей был фальшивый храп.

***

В последние дни торопливые утренние чае-кофепития на общей кухне становились все драматичнее.

Крики были слышны из коридора, Маша переглянулась с Лизой-Дымовым и опасливо толкнула скрипучую дверь.

— Ты просто завидуешь мне, — говорила Лена Мартынова тем самым противно-злым голосом, от которого уши сворачивали трубочкой.

— Завидую? — томно оборонялась Катя Тартышева, по обыкновению одетая во все черное. — Чему же? Твоей бесталанности? Глупости? Агрессивности? Прозвищу «бешеная псина»?

— Никто не называет меня бешеной псиной, ты, чокнутая ворона!

— А вот и называют, скажи ей, Рябова!

— Доброе утро, — пискнула Маша, просачиваясь к чайнику.

— Ты тоже уже слышала? — Лена повернулась к ней, ее ноздри раздувались. — Эта неудачница всем рассказывает, что это я хочу тебя ухлопать. Потому что, видите ли, в папиной книжке соседка зарезала жертву в ее собственной постели. Да девяносто процентов убийств именно так и совершаются!

— Действительно? — удивился Дымов.

— Ну или типа того, — без заминки отмахнулась Лена. — А все потому, что я из нормальной, обеспеченной семьи, а Катькина мама бросила их с отцом ради какого-то там парикмахера. И ее отец с тех пор никак не вылезет из депрессии. Год за годом сплошные мрак и уныние.

— Эй, я же по секрету тебе рассказала! — возмутилась Катя, в ее голосе зазвенели слезы. — Это было ваше посвящение в студенты, мы все тогда махнули лишку.

— Между прочим, — на лице Лены появилось злорадство, — тут и твоя мамочка, Рябова, приложила руку.