Пуанта

Тес Ария

— Открой дверь.

Макс молчит. Он молчит еще и еще, но потом я улавливаю стук его размеренных шагов, а через миг напрягаюсь всем телом. Александровский останавливается прямо за моей спиной, прижимается. Его близость похожа на раскаленные угли, но сейчас они не греют, а жгут. Я отшатываюсь — он шумно выдыхает, а потом вдруг шепчет, все равно уткнувшись мне в волосы носом.

— Считаешь меня монстром? — слезы срываются с глаз, — Я тебя то похищаю, то травлю, то избиваю, да? А ты хоть раз задумывалась, каково мне было увидеть это избитое, уничтоженное тело в том сраном лесу? Ты его сама хоть видела, а? Нет? Поинтересуйся,

посмотри фотографии, но даже так, ты этого никогда не поймешь, чертова сука. Если ты захочешь увидеть кого-то по-настоящему жестокого, подойди к зеркалу и полюбуйся, твою мать. Ты не святая, Амелия, и ты делала вещи, пострашнее того, что делаю я. А теперь подбери сопли и едь домой. Сегодня я не приеду.

Сейчас

Пару раз моргаю, когда Август начинает неистово теребить меня за рукав, и перевожу на него взгляд.

— Август, ну что такое?

— Я же спросил тебя, мама! Ты не слушаешь! Почему ты не слушаешь?! Это важно!

— Что ты хочешь? — устало выдыхаю, а он тут же начинает тараторить.

— Про Италию. Папа оттуда да? Он там родился? А бабушка где жила? А папа там жил? А папа умеет говорить по итальянски? А папа…

Этот каскад вопросов «а папа», сыпется на меня, как чертова снежная лавина. Я молчу. Дышу носом. Стараюсь считать до десяти. Он все говорит и говорит, снова и снова, и я, наверно, все понимаю где-то глубоко внутри. Обычно меня даже забавляет, то, как что-то способно его настолько увлечь, но не сегодня…Сегодня у меня плохой день, и я, к своему стыду, подтверждаю слова «а папы».

— Твою мать, да хватит уже задавать мне вопросы! — ору, и он тут же замолкает, — Прекрати немедленно и ешь молча!

Все вокруг застывают. Так бывает, когда ты делаешь что-то плохое, что-то неправильное, на глазах у целой толпы, а затем сразу чувствуешь огромную волну осуждения, за которой приходит стыд. Я краснею, хочу как-то исправить ситуацию, но Август срывается с места и убегает к себе в комнату в слезах.

Черт…

От злости сношу свою тарелку, а потом упираю голову в руки. Даю себе секунду, но этого итак много, так что я уже хочу встать, чтобы успокоить свой мир, но Богдан удерживает за запястье. Он смотрит на Эмму, слегка ей кивает, и та встает вместо меня. Брат провожает ее взглядом, и только когда дверь закрывается, переводит его на меня.

— А теперь рассказывай.

— Я просто сорвалась, знаю, что…

— Я не об этом.

— О чем тогда?

— Что случилось на самом деле, и правда ли, что ты согласилась полететь в Италию?

«Твою мать…» — чертыхаюсь, смотрю в его встревоженные глаза, а мне так хочется уткнуться в грудь и заплакать.

Я так хочу сказать правду…обо всем, что произошло. Что я услышала. Что узнала. Но я не могу…у меня нет выбора, кроме как молчать.

— Да, я решила сама.

— Амелия, правду.

— Я говорю правду.

— На тебе лица нет, и не пытайся меня обмануть. Я прекрасно вижу, что что-то случилось.

— Ты на него никогда не кричишь… — тихо встревает Лив, а Эрик добавляет.

— Было, конечно, но очень редко. Что происходит?

Деваться некуда, нужно выкручиваться.

«А то твою голову используют по-другому…» — ядовито шиплю, снова роняя эту самую голову в раскрытые ладони. Молчу. Скорее продумываю, как объясниться…

— Мы поссорились. Я отдала ему отчет, сказала об отъезде, и он взорвался. Наговорил

мне кучу дерьма, я в ответ тоже не отставала и…короче мы разругались в пух и прах.

— Он заставляет тебя лететь в Италию?

— Нет… — тихо вру, мотая головой с легкой улыбкой, — Он позвонил мне, когда я ушла, извинился. Сказал, что запаниковал, что боится потерять сына, которого только что обрел и…В общем извинился, а потом попросил об одолжении. Он хочет свозить его туда, он же там вырос и все такое…

— И ты…

— Я не хочу, но…Черт, он же имеет на это право все-таки, да? И я должна…

— Ты ничего ему не должна, — строго отрезает Богдан, но я наклоняю голову на бок и слегка мотаю головой.

— Это неправда. Из-за моих решений он не знал о сыне, и…

— И он в этом сам виноват.

— Это неважно уже. Он правда меня попросил, очень попросил, и я согласилась. Почему бы и нет? Я все равно хотела слетать куда-то с Августом…

— Почему тогда ты выглядишь, как будто рыдала…

— Потому что я действительно рыдала. Он сказал мне кое-что, что меня сильно зацепило.

— Что же?

— Это неважно…

— Амелия…

— Я не хочу это повторять, понятно?! — снова взрываюсь, но быстро тушусь, хмурясь, — Он сказал это на эмоциях, объяснил мне потом и извинился. У него иногда бывает, что он говорит раньше, чем подумает, а я слишком близко к сердце принимаю…

— Мел, да брось…

Эрик так жалобно на меня смотрит, и я только через миг понимаю почему. Вытираю слезы, которых не заметила, улыбаюсь и встаю.

— Забейте, все нормально. Пойду к Августу, мне надо извиниться.

— Отцу это не понравится, Мел.

— Я взрослый человек и имею право принимать собственные решения, Богдан. Меня к этому никто не принуждал, я все сама решила. Это пойдет всем нам на пользу…

Глава 11. Четыре с половиной часа

Помните, вы вчера говорили о крыльях?… Крылья у меня выросли — да лететь некуда.

Иван Сергеевич Тургенев — «Ася»

Амелия; 23

В аэропорт нас привозит шикарная Бентли черного цвета снаружи и кричащего красного внутри. Дело тут не в понтах, если честно, как бы мне не хотелось уколоть Александровского, дело в Августе. Вчера они говорили по телефону, и Макс спросил, какие машины тебе нравятся? Август недолго думал: Бентли, папа, я ни разу в ней не сидел, но видел рекламу с ярко-красными сидушками.

Бам! Прямо, как заказывали. Наверно, так он хотел компенсировать тот факт, что не приходил к нему всю неделю — был занят. Со мной он тоже перекинулся парой слов, сказал, что из-за нашего «отпуска», ему срочно нужно доделать все по работе. Не знаю, для чего мне эта информация? По мне так вообще лучше б его не было, но хоть один плюс: мы смогли спокойно подготовиться к поездке.

Мои уехали еще через три дня после того разговора. Мы сходили в несколько музеев, театр, естественно в аквапарк, и думаю, что Богдан так скорее проверял меня. Конечно, если что он же отвечает, и я это понимаю, но притворяться слишком устала, так что впервые в жизни выдохнула, когда закрыла за ними дверь. Теперь можно хотя бы ночью не улыбаться так, что аж щеки болят, в остальное время и думать было некогда. Мне нужно было купить все по списку, начиная со всевозможных лекарств, заканчивая плавками для сына и купальником для себя.