Пуанта

Тес Ария

— Или это ты не в том положении, дорогой мой, — отвечаю тихо, но твердо, — Мне достаточно лишь слово сказать, и мой отец тебя убьет. На месте, Макс, без выяснения причин. Например о том, как ты снова меня шантажируешь? Снова похищаешь? Или насилуешь?

— Ты обалдела?! — повышает голос и делает на меня шаг, извергая молнии праведного гнева, — Черту не переходи!

— Это я перехожу черту?! Если ты серьезно, то у меня для тебя новости: твоя нарисована где-то в параллельном мире!

Вот он — очередной миг нашего противостояния.

Мы зло, даже яростно испепеляем друг друга глазами, убить готовы, и каждый стоит на своем, как будто мы быки и сцепились крепко накрепко рогами. Обычно в такой ситуации сдаю назад я, женщина же должна быть мягче, бла-бла-бла, умнее, но не в этот раз. Сейчас его очередь.

— Ты понимаешь, что моя смерть ничего не изменит? — смягчается, делая шаг назад, — Папка все равно существует, и у меня есть как минимум три человека, которые с удовольствием ее используют.

— Понимаю.

— Об отмене свадьбы речи не идет.

— Это я тоже понимаю.

— Чего тогда ты пытаешься добиться?

— Некоторых границ, которые ты не посмеешь нарушить.

— Каких?

— Первое: ты никогда не коснешься меня без моего согласия. Дай мне слово.

— Я никогда не касался тебя против воли.

— А что в кабинете было, забыл?! Напомнить?!

— Я тебя не насиловал!

— Как это тогда называется?!

— Ты охреневшая сука — вот как это называется! — взрывается и повышает голос, — Ночью ты готова скакать на моем члене, пока не сдохнешь, а днем говоришь, что я тебя изнасиловал?! Ты серьезно?!

— Я сказала «нет»!

— В отеле ты тоже говорила «нет»! Ты всегда говоришь «нет», а сама только и ждешь, чтобы я тебя взял! Или что?! Это неправда?! Снова будешь притворяться?! Будто я не вижу тебя насквозь!

«Вот козел!..» — еле дышу от негодования, хотя на задворках сознания и признаю: в чем-то он прав, чтоб его… Поэтому сбрасываю обороты, серьезно, но тихо говорю.

— Тогда я не хотела.

— Ты играешь со мной, — также тихо отвечает, — А когда я поддерживаю игру — злишься и обвиняешь во всех смертных грехах.

— То, что я сказала один раз «да», не значит, что когда я говорю «нет» — это можно игнорировать.

— Это нечестно.

— Ты мне будешь говорить о честности?!

— Так мы ни к чему не придем, — устало выдыхает и садится в кресло, подперев голову рукой, — И оденься наконец. А то вдруг я снова сорвусь и изнасилую тебя?

Внезапно вижу, что сильно зацепила его, и опускаю глаза в пол. Пару мгновений думаю, тереблю в руках сарафан, а потом снова смотрю и киваю.

— Хорошо. В БДСМ есть такое понятие, как стоп-слово. У нас оно тоже будет.

— То есть ты признаешь, что играешь со мной в игры?!

— Придумывай слово, твою мать, и не беси.

Подавляет улыбку, смотрит на меня долго, потом касается сарафана в руках и кивает.

— Синий сарафан.

— Это говно какое-то, а не стоп-слово.

— Согласен, он меня

тоже дико бесит.

Немного потеряно смотрю на сложенную вещь, потом непонимающе на него, но вникать особо желания нет, и я соглашаюсь.

— Считай договорились. Дальше. Ты никогда меня не ударишь. Клянись.

— Я уже давал тебе слово, и ты, твою мать, знаешь, что я тебя не ударю.

— Я хочу…

— Хватит, — грозно обрывает, — Хватит трахать мне мозг, Амелия. Если бы ты действительно думала, что я тебя ударю — сидела бы молча, но нет! Ты трепишься без конца, говоришь вещи, которые никому другому не позволено! Не ври хотя бы себе, что ты меня боишься. Ты, сука, знаешь — со мной ты в безопасности, включая меня самого.

Тирада открывает мне глаза, если честно, потому что я же это действительно понимаю. Он столько раз мог меня ударить, и, будь на его месте кто-то другой, сделал бы это не задумываясь, но Макс не делает мне больно. Физически. Только морально, но это другая история, так? Приходится смиренно опустить глаза, даже не отреагировать на ядовитый смешок, ведь он означает: ага, я так и думал.

— Но тогда ты меня ударил.

— Тогда была другая ситуация, и мы это уже обсуждали, — тускло отвечает, взгляд отводит, но потом еще тише говорит, — Я был зол, а ты продолжала меня провоцировать.

— Это не оправдание.

— Я знаю, но этого больше не повторится. Если тебе будет легче: я клянусь, что искренне даю слово никогда не поднимать на тебя руку, чтобы ты не делала. Лучше? Ты довольна?

— Брачный договор, — хочу побыстрее сменить тему, которая нам двоим, как кость в горле, и приступаю к следующему пункту, — В нем мы изменил некоторые пункты, ясно?! Ты согласишься на все изменения.

— Мы это обсудим.

— Нифига. Ты согласишься!

— Не глядя?! Кем ты меня считаешь? Идиотом?

— Тебе лучше не знать, кем я тебя считаю.

— Но я итак это знаю — увы и ах, у тебя все на лице написано.

— Последнее… — жестко пресекаю его веселье, — Это касается Августа.

— Что с ним?

Макс моментально смягчается и даже подаётся чуть вперед, хмурясь.

— Ты прекратишь его баловать. Я не воспитываю сына так… — обвожу глазами частный самолет, а потом смотрю снова на него, — Считай меня хоть самой дерьмовой матерью на свете, но я не хочу, чтобы Август думал, что он — лучше остальных.

— Но он лучше. Он — наш сын, и лучше него нет никого.

— Он не должен думать, что лучше он только потому что у его отца денег столько, что он может купить себе остров! Я не хочу, чтобы он был, как Адель или твоя святая Марина!

— Осторожней сейчас.

— Они избалованные и капризные, мой сын таким не будет, — не смотря на его предостережение, твердо продолжаю, — Я воспитываю его по-другому. Хочу, чтобы он умел сочувствовать и сопереживать…

— Считаешь, что Адель и Марина этого не умеют? Забавно…