Пустой мир 3. Короны королей

thelordofthedark

========== Глава 15. Слово феодала ==========

Глава 15. Слово феодала

Путь чести иногда бывает грязным.

Генрих Гейне

— Удачной посадки! — пожелал голос диспетчера по радио, когда транспортный шаттл, гудя двигателями, медленно вылетел из ангара крейсера и, постепенно набирая скорость, устремился к стоящему на горном склоне замку. Екидехия была древней цитаделью, городом-крепостью, построенной на заре колонизации Рейнсвальда человечеством. Тогда горные племена местных аборигенов еще были угрозой колонистам, и Екидехия стала форпостом человечества в этих извилистых и изрезанных ущельями горных отрогах. После того, как племена были уничтожены, а Рейнсвальд окончательно подчинен и зачищен, Екидехия утратила свою прежнюю значимость, оказавшись вдалеке от крупных торговых маршрутов и оживленных скоростных трасс. Выдержавшая несколько налетов

и осад крепость с высокими стенами и неприступными бастионами внезапно стала никому не нужна, лишь небольшой гористарский гарнизон, расквартированный здесь, не давал ей окончательно прийти в упадок. С началом гражданской войны и развалом Гористарского феода ситуация резко изменилась. Несколько соперничающих вассалов объявили о своих претензиях на замок и земли вокруг него, но несмотря на множество сломанных вокруг него дипломатических и реальных копий, он так и не перешел под контроль ни одной из армий, де-юре оставшись во владениях Гористара, а де-факто сохранив нейтралитет. Поэтому, когда пришли известия о том, что тристанский барон готов созвать Совет вассалов для церемонии вступления в права нового гористарского графа, местом общей встречи и была назначена эта крепость.

Де Семпри, глядя в иллюминатор шаттла на приближающуюся крепость, хоть и старался выглядеть спокойно, но все же сильно нервничал, вспоминая, каких усилий ему стоило собрать этот Совет. У Гористарских вассалов накопилось слишком много взаимных обид и недоверие достигло той точки, что на это предложение могли согласиться не все. К тому же, ни для кого не было секретом то, что младенец-граф и его мать находятся в тристанском плену, и значит, барон соперничающего феода будет использовать их в первую очередь в своих интересах. И все же, возможность вновь объединить феод, просто забыв обо всех противоречиях и без поиска виновных, была слишком заманчива, чтобы главы фракций не согласились. Однако сейчас самого тристанского барона, которому одному точно известно, что необходимо делать, с ними не было. Он срочно покинул делегацию и отправился к Камским верфям, где неожиданно активизировался саальтский флот. Вместо него представлять тристанский феод остался, сир Де Коль, один из вассалов этого дворянского Дома, представитель древнего рода, служившего ему верой и правдой на протяжении многих поколений, так что нет ничего удивительного в том, что Эдвард ему доверял.

Этот человек — достигший расцвета высокий и мускулистый мужчина, с волевым лицом, на котором самыми заметными чертами были большие усы, переходившие в маленькую бородку, и густые кустистые брови, выжженные излучением до пепельного цвета — оставался строгим и серьезным на протяжении всего перелета, точно следуя оставленным бароном инструкциям. И рядом с ним Де Семпри начинал чувствовать себя неуютно, особенно наблюдая, как внимательно Де Коль следит за графиней и ее ребенком. Его забота больше напоминала обязательную роль вынужденного тюремщика, в ней не чувствовалось тепла и участия, заметных в моменты, когда Эдвард сам разговаривал с леди Миривиль. Де Коль оставался протокольно вежлив и холоден как камень.

Будучи перебежчиком и бывшим гористарским вассалом, Де Семпри не мог не задумываться и о собственном будущем. Если Тристан просто поглотит Гористарский феод, вряд ли Эдвард Тристанский останется лоялен к «новым» вассалам, сохранив их титулы, земли и положение — его собственные вассалы наверняка потребуют раздела захваченных территорий. А если феод станет независимым и обретет былую мощь, то какова вероятность того, что Эдвард не отдаст перебежчиков на откуп новой власти? И как к ним тогда отнесется регентша и временный Совет? В любом случае Де Семпри, размышляя над такими вопросами, все отчетливее понимал, что теряет собственную важность, превращаясь в балласт, который вполне можно сбросить по дороге. И для того, чтобы хоть как-то себя обезопасить и получить уверенность в будущем, во время переговоров с гористарскими вассалами он заключил и несколько отдельных соглашений, которые могли серьезно изменить политическую обстановку не только в феоде, но и, возможно, во всей внутренней политике Рейнсвальда.

— Скоро прибываем, — повернувшись на своем месте, он посмотрел назад, где сидел Де Коль, с бесстрастным выражением лица разглядывая проплывающие за иллюминатором виды крепости, ярко освещенной огнями. Принимая гостей со всех концов феода, крепость вышла из боевого состояния, теперь приветствуя их яркими прожекторами и подсвеченными площадками для посадки продолжавших подлетать челноков.

— Согласен. Проверю, как наши пассажиры, предупрежу

ее светлость, — кивнул Де Коль, не изменившись в лице, и встал, одернув полы своего мундира. — Мы должны предстать перед гористарскими вассалами в самом лучшем виде. Недопустимо, чтобы у них возникло подозрение, будто мы относимся к роду их сюзерена с недостаточным уважением.

Вдовствующей графине на корабле была выделена отдельная каюта, чтобы не стеснять ее присутствием других мужчин и вооруженной охраны. Вместе с ней отправились кормилица и няня малолетнего наследника графского титула, личная прислуга, а также несколько ее ближайших фрейлин, выразивших желание разделить нелегкую участь своей госпожи. Дверь в ее каюту охранялась дроидами, подключенными к внутренней системе наблюдения для предотвращения любых неожиданностей. При виде тристанского генерала дроиды вытянулись во фронт и отдали честь, но Де Коль даже не обратил на них внимания, постучавшись в закрытую металлическую дверь.

— Миледи, вы позволите войти? — поинтересовался он, уверенный, что его будет слышно. — Мы в непосредственной близости к замку Екидехии и ожидаем подтверждения посадки. Потому могу ли я узнать…

— Входите, сир, мне нечего скрывать, — вместе с уходящей в сторону дверью раздался голос леди Миривиль, сидевшей с сыном на руках в окружении своих фрейлин и служанок. Де Коль не увидел перед собой ни вдовствующей графини, ни пленницы, ни заложницы ситуации. Он увидел молодую женщину, сияющую спокойствием, одухотворенностью и счастьем материнства. Миривиль играла с сыном — рассказывая простенький стишок, водила пальцем по его ладошке и загибала маленькие пальчики. Когда крохотная ручка сначала полностью исчезала в руке матери, а потом неожиданно появлялась на разжатой ладони, малыш сперва замолкал на секунду, а потом весело смеялся, демонстрируя ямочки на пухлых щечках. Это вызывало у Миривиль такую счастливую улыбку, что Де Коль даже пожалел, что ему пришлось нарушить идиллию. Он, несмотря на всю свою холодность, вполне мог представить состояние матери, надолго разлученной с ребенком, и спешно отогнал мелькнувшую было мысль, что возможность вновь увидеть сына и стала главной причиной того, что она так быстро и легко согласилась на все условия переговоров.

— Прошу меня простить, великодушно. Я лишь хотел удостовериться в том, что вы готовы к выходу, — поклонился Де Коль, заходя в каюту. — Если мне не изменяет память, для вас это будет первый официальный выход в свет после длительного перерыва?

— Как всегда, вы точны и принципиальны, — кивнула леди Миривиль, нехотя отрываясь от ребенка и поднимаясь со своего места, чтобы продемонстрировать траурный наряд, подобающий вдове павшего феодала, — как и все тристанцы. Ребенок в руках няни недовольно пискнул, вывернулся и потянулся к матери, она улыбнулась и сжала крошечную ладошку в руке. — Как видите, я и мои фрейлины подготовились еще на корабле. Каждый из нас чем-то обязан Эдварду Тристанскому, так что все мы стараемся держать данные ему обещания, не так ли?

— Я искренне рад слышать от вас такие слова, госпожа, — Де Коль снова поклонился, приложив руку к сердцу. — Господин барон многого ожидает от этих переговоров, несомненно он оказал мне большую честь, доверив ваше сопровождение. Прошу простить меня за мои сомнения относительно ваших приготовлений, они были продиктованы лишь стремлением соответствовать ожиданиям моего сюзерена. Я не имел возможности видеть вас в момент посадки, но мой визит развеял все сомнения.

— Я тоже рада этому факту, — леди Миривиль, видно, удовлетворившись ответом тристанского вассала, снова вернулась на свое место, поспешив забрать ребенка из рук няньки. Уже готовый расплакаться, он снова разулыбался, оказавшись на руках у матери, — обязательства могут иметь разные причины и желания, но вами, как я вижу, движет лишь желание достойно служить своему сюзерену. Это делает вам честь.

— И снова позвольте поблагодарить вас, госпожа, за такие слова, — сказал Де Коль, разгибаясь. — Я вынужден вас снова покинуть. Смею вас просить соблюдать осторожность при посадке, она может быть не самой мягкой. До недавнего времени здесь шли бои и, боюсь, площадку могли восстановить не полностью.

— А ведь он узнаёт меня, — неожиданно сменив тему разговора, сообщила генералу леди Миривиль, сосредоточив все свое внимание на ребенке, — Хоть мы и не виделись столько времени, он все равно помнит, кто его мама… Разве это не чудо, сир? Казалось бы, его память слишком слаба, чтобы вспомнить меня после такого перерыва, а он ни капли не испугался и сразу принял мать, не сумевшую уберечь его от жестокости этого мира. Видите, как он тянет ручки?