Пустой трон Одиссея
Шрифт:
Габриэль счастливо вздохнула. Отвернувшись от Юмаюса, она увидела толпу мужчин, разглядывавших свои ноги и руки и в радостном изумлении смотревших на товарищей. Один из них заметил Цирцею и ее собеседницу, издал нечленораздельный вопль, и все вскочили на ноги, готовые наброситься на них. Габриэль с криком кинулась навстречу.
— Все хорошо, все в порядке! — стараясь прекратить панику, она активно жестикулировала на бегу. — Спросите Юмаюса: я друг, и она тоже!
Безбородый черноволосый юноша ткнул в Габриэль
— Все в порядке? Да ты не в себе, что ли? Она превратила меня в свинью!
— Это получилось случайно! Она больше не будет! Но если ты хочешь сбежать прямо сейчас — вперед! Юмаюс проводит тебя до дороги, — повторять приглашение не понадобилось. Почти все мужчины с криком кинулись наутек прежде, чем она договорила.
За спиной девушки раздался вздох:
— Ох уж и не знаю. Свиньи вели себя потише, — сказала Цирцея. Позади нее кто-то откашлялся. Габриэль и волшебница обернулись.
На опушке рощи неподвижно стояла Зена. Руки ее были сложены на груди, рот кривился в недоброй усмешке. «Ой-ой-ой», — пронеслось в голове у Габриэль. Но не может же воительница злиться: все ведь получилось. Девушка сделала шаг вперед и обняла хрупкие плечи чародейки:
— Цирцея, познакомься. Это Зена. Цирцея закинула голову, глаза ее стали огромными от удивления:
— Это твоя подруга?
Воительница широко улыбнулась, выражение ее глаз заметно потеплело:
— К счастью для Габриэль, — тихо произнесла она. Габриэль умиротворенно рассмеялась.
Глава 6
На следующий вечер единственную дорогу из Изоса украсили свергающие огни. Дымящие факелы разгоняли тьму в древесной чаще и затмевали свет далеких звезд. Еще догорала румяная полоса заката, а над холмами уже поднималась молодая луна и отбрасывала слабые отблески на подрытое колючей щетиной поле. Постоялый двор был ярко освещен, из открытых дверей доносилась музыка: дребезжанье расстроенной лиры перемещалось со звуками Кифары, дрожащий юношеский голос временами перекрывал оба инструмента.
Зена и Габриэль медленно прошагали по дороге и остановились на другом краю деревни, прислушиваясь:
— Как приятно! Они сочинили песню в нашу честь, — растроганно сказала Габриэль. — Благодарят за спасение.
Воительница тихо вздохнула. Она не отводила глаз от ясного месяца:
— Я тут ни при чем. Это ты уговорила Цирцею расколдовать селян.
— Да, но если б ты не прогнала головорезов, разве я смогла бы поговорить с волшебницей? Эй, ты что, забыла? Я болтаю, а ты дерешься! И это опять отлично сработало. Знаешь, — задумчиво сказала вдруг Габриэль, — жалко, что Цирцея этого не видит, — Зена застыла на месте, девушка обернулась взглянуть на нее. — Да я понимаю, она не может сюда прийти, здесь ей никто не будет рад после всего, что она натворила.
— Это уж точно, — сухо ответила воительница.
— Ей
— Хотела бы я, чтобы все так и было, Габриэль.
— Мне кажется, Цирцее нечего делать в этой части Итаки. Жителям не по нраву ее выходки, а новости здесь разносятся быстро. — Габриэль взглянула на подругу и весело улыбнулась. — В жизни важно иметь цель. Вот я и решила, что ей надо отправится в Афины, найти Академию и познакомиться с Гомером.
— А если на пути туда она столкнется в таверне с кем-нибудь вроде твоего спартанца? Габриэль пожала плечами:
— Если помнишь, Цирцея может о себе позаботиться. Грубиян совершает промах, и — бац! — он свинья или что-нибудь в этом духе. Цирцея объясняет ему правила поведения и возвращает прежний облик. Надо быть в два раза тупее любого негодяя, чтобы рискнуть оскорбить Женщину еще хоть раз!
— В стае негодяй на редкость безмозглы, — напомнила ей Зена. — Чем больше шайка, тем…
— … наглее каждый бандит. Но ведь даже старина Каламос образумится, увидев, как его приятель бегает по полу на четырех копытцах.
— Возможно…
— Так вот, она превратит одного из них в какую-нибудь зверушку, а остальным велит убираться восвояси. Ты всегда говорила мне: держись от мужчин подальше. Это я ей тоже посоветовала. Кажется, она все поняла.
— Я не так уверена в ней. Габриэль дерзко усмехнулась:
— Зря ты за нее волнуешься. Я рассказала Цирцее об Афинах, и она ужасно захотела там побывать: осмотреть достопримечательности и, может быть, купить обычный синий хитон. А потом она отправится к Гомеру.
Подруги замолчали, но тишина вовсе не была напряженной. Они пробирались сквозь толпу танцующих, поющих, радостных селян, выкрикивавших их имена. «Вот идут наши герои!» — ликовали жители. Зена отвечала легкой улыбкой и взмахом руки, Габриэль широко улыбалась.
— Знаешь, — сказала она, когда подруги вступили в яркую полосу света перед конюшней, — я бы очень хотела взглянуть на лицо Гомера, когда он увидит Цирцею! А когда он услышит ее рассказ — о-о!
— Угу.
— Нет, правда! Когда Цирцея не хмурится так свирепо, она становится настоящей красавицей. А ее прекрасные волосы… Вот бы мне такие! — задумчиво договорила Габриэль.
— Представь, каково каждый день их расчесывать! — фыркнула Зена.
— А это мысль! — девушка провела руками по собственным волосам. — Только знаешь, она без труда найдет кого-нибудь, кто с удовольствием станет расчесывать их вместо нее — мужа или друга.
— Посмотрим.
— А что? Я бы так и сделала. Мне кажется, Цирцея не скоро вернется на свой остров, — Габриэль счастливо вздохнула. — Надеюсь, Ниона тоже извлечет урок из всего, что случилось. Кто бы мог подумать: у ее отца был такой кривой нос, а она мучилась из-за пятачка!