Пустынный океан
Шрифт:
Увидев на его лице хитрый оскал, обнажающий два верхних клыка, я смущенно отрицательно покачала головой, чувствуя, как щеки начинает жечь подступающая кровь. Баал замер, а после поднял мое раскрасневшееся лицо. Его зрачки стали еще уже, он тяжело дышал. От одного шага в пропасть страсти меня удерживал только его хвост. В прямом смысле. Кончик медленно обвивался вокруг, и я всем телом чувствовала напряжение, которое не позволяло мне сдвинуться с места. Баал не умеет быть ласковым, не знает, как подобрать нужного слова, он просто молча делает то, что кажется ему правильным. Наг наклонился и поцеловал меня в губы, проникая своим длинным раздвоенным языком внутрь. В первый раз это казалось мне противным, сейчас же тело реагирует спокойнее, если не учитывать очень
Хвост надавил на мои сгибы в коленях, и я послушно обмякла в крепких сильных руках, чувствуя, как меня укладывают на своеобразную кровать из прохладной чешуи, на которой прикрыться было совершенно нечем. Я покраснела еще больше, но, кажется, чем сильнее краснела я, тем больше возбуждался Баал. Он лег сверху, поднимая подол платья и притягивая мои бедра к своим, выдыхая прямо в губы. Я же мысленно установила барьер вокруг матки, ведь какими бы страстными ни были мои мужья, но почти каждый из них будет преследовать одну цель — ребенок. Я могу их понять, ведь рождение ребенка от госпожи является залогом того, что это брак на всю жизнь, к тому же, если родится девочка, она будет претендовать в наследницы, что повысит любой статус многократно. Возможно, я бы и была рада подарить сейчас кому-то наследника, но в обстановке, где каждый кажется обманщиком и заговорщиком, я не могу подвергать риску ни себя, ни мужей, ни своих будущих детей.
Баал вошел, сначала медленно, нежно, но затем сорвался. Грубо, жестко, подминая под себя мое тело…Такова была его натура, которую он не мог скрыть за маской, как это делало все общество Центральной Империи. Его половой орган и без того был большим, но сейчас будто стал еще длиннее, отчего испытываемые ощущения были совершенно иными. Я укусила нага за плечо, пытаясь выпустить нарастающее возбуждение, но тот вместо того, чтобы зашипеть или выругаться, лишь простонал, кусая меня за мочку уха. Я чувствовала, как его пальцы впиваются в мои бедра, мокрые от высвободившегося оргазма, вместе с которым Баал кончил внутрь. Странно принимать тот факт, что наги одни из самых понятливых мужчин. Нет, не из-за их силы, власти, желания сблизиться, а из-за их способности читать ауры окружающих и понимать их настроение. Быть может, из всех мужей именно самое жестокое существо из кровожадного племени подскажет мне, что делать…
Мы не говорили с Баалом после, но, кажется, он поговорил с Валефором, потому что впервые я видела на этом бледном лицо хоть что-то похожее на виноватое выражение. Кажется, не только наги не умеют себя вести с женщинами. Однако, этот вампир всегда казался утонченным, тем, кто точно может понять, что нужно сказать девушке в той или иной ситуации. Но даже сейчас он то и дело крепко стискивал зубы, явно не зная, как начать разговор. Ему достаточно просто извиниться за свое наглое поведение. Или он хочет сказать мне что-то другое? Если подумать, то тот казначей тоже что-то пытался сказать, и Альфинур себя странно ведет…
— Письмо с этой новостью пришло только утром, и мы решили, что именно я должен рассказать тебе об этом.
Мне уже не нравится. Разговор, что начинается с этой фразы, ни к чему хорошему не приведет.
— Я хотел сказать раньше, но не знал как… — Валефор прокашлялся. Он явно не привык чувствовать себя не в своей тарелке.
— Твоя сестра…старшая сестра, — я тут же вспомнила улыбчивое создание, знающее всего два слова и не видевшее никогда ничего дальше своей комнаты, — скончалась вчера вечером…
Глава 14
От массивного серого склепа с многочисленными арками и колоннами веяло холодом, сыростью и смертью. Выложенные камнем дорожки постоянно заметало песком, поэтому по всему периметру стояла прислуга, готовая в любой момент расчистить путь прибывающим господам. Здесь не было растений, и единственным
Я знала, что все смотрят на меня, на тех, кто стоял позади меня. Приглашенные ждали, что я буду плакать навзрыд, как это делала Иараль, изображая из себя убитую горем мать, но я не проронила ни слезинки. Дождавшись, когда большинство покинет склеп, я спустилась вниз след за Императрицей и Фирюэль, что не отходила от мамы ни на шаг. В маленькой комнатке, заполненной цветами и статуями застывших в горе нимф, лежал каменный гроб, крышка которого была опущена на пол. В нем, прижав к груди огромный изумруд, находилась моя старшая сестра, чьи удивительные глаза закрылись уже на всю жизнь. На её губах замерла все та же улыбка, которой она приветствовала всех и каждого. Широкий нос, оттопыренные губы — сейчас это не бросалось в глаза, как раньше. То, что видела я на её лице — это благоговение…
Все здесь были в черных строгих одеяниях. Мое платье плотно облегало каждый участок тела, и было немного трудно дышать. Впереди лицо обрамляли две ровные пряди, остальные были собраны в низкий пучок, от которого до самого пола спускалась темная вуаль. Мужья были облачены в черные камзолы и стояли несколько поодаль, испытывая на себе взгляды абсолютно всех, кто здесь находился. Талантливейший вампир, самый жестокий наг, преступник-маар и гений-повар. Все четверо уже подходили к гробу и кланялись ему, а потому теперь стояли у стены, внимательно следя за мной. Наверное, они думают, что я могу упасть в обморок в любой момент, ведь все это время на моем лице не было никакого выражения, и я не плачу, отчего складывается впечатление, будто я коплю все в себе, но…это не так. Сейчас, стоя рядом со старшей сестрой, я чувствую лишь жалость и спокойствие. Не думаю, что она понимала, как страдала всю жизнь. Она лишь радовалась всем камушкам и часто хлопала в ладоши, когда ей что-то нравилось. Можно ли это назвать освобождением? Она ведь не была виновата. Такой её создала Иараль и заперла. Закрыла от всех глаз, стыдясь собственного ребенка, над которым сейчас плачет навзрыд, как и Фирюэль. Наверное, позже меня назовут бесчувственной, но плакать не хотелось вовсе. Мама всегда называла нас птичками, и вот одна из нас, жившая в клетке, уже скончалась…
Я чувствовала на себе недовольный взгляд отца. Думаю, он бы с удовольствием обсудил со мной все то, что я сделала в последнее время, однако, говорить я не могла. Краем глаза я видела и Табриса, что не сводил с меня глаз, видела Императрицу Рубинового клана, что с ненавистью взирала на Ориаса, видела, насколько завистливы и злы люди, обладающие и без того всем, чем только можно. Сев на лавку рядом, я обернулась к проходу, у которого столпились люди, чтобы выйти наружу. Лучше будет, если я сейчас побуду одна. Повернувшись к мужьям, я на пальцах показала, чтобы они вышли, и те, недовольно скривив лица, медленно вышли, постоянно оборачиваясь, словно я могла куда-нибудь пропасть. Рыдающую Иараль также вывели на воздух, а проходящая мимо Фирюэль крепко обняла меня. Её рука коснулась моего кармана, и я не стала просить её остаться, понимая, что это может ей навредить. Записка, лежащая ныне в кармане, прожигала ткань, но я не стала читать её здесь.
Целитель сказала, что моя сестра скончалась от болезни. Но я не верила в это. Она болела всю жизнь, если таковое вообще можно назвать болезнью, и скончалась столь внезапно? Но всех устроил этот вариант. Они избавились от балласта и теперь прилюдно изображают горе. Мне так стала омерзительна эта мысль, что во рту скопилась горечь. Все больше я чувствовала себя не на своем месте, среди людей с совершенно иным мышлением, в обществе, где встретить честность настоящая редкость. В обществе, где честность карается смертью…
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
