Путь воина

Ламур Луис

– Подумать только, какое благородство!
– В ее голосе слышалась ирония, и ее тон выводил меня из себя. Я пристально глядел на нее, собираясь сказать что-нибудь очень злое и обидное, но сдержался и промолчал. Похоже это мое молчание только еще больше разозлило ее.

– Я не просила тебя делать это ради меня, - сказала она, - и никогда не стала бы требовать такое. Это же безумная затея; отправляться неизвестно куда, чтобы разыскать какую-то девчонку, о которой ты совсем ничего не знаешь, на острове, где ты никогда не был, и где ты не найдешь

ничего, но зато наживешь себе новых врагов.
– Она заглянула мне в лицо.
– И ты что, в самом деле считаешь, что Джозеф Питтинжел или Макс Бауэр позволят тебе вот так запросто туда попасть? Да как только станет об этом известно, они пойдут на все, лишь бы только разделаться с тобой. Лучше уж тебе вернуться обратно, туда, откуда ты пришел, и спокойно растить свою кукурузу!

Ее пренебрежение к моей затее было очевидно, но это лишь придало мне еще больше уверенности в своих намерениях.

– Можешь думать, что угодно. Но я все равно поеду туда.

Я встал, не желая больше говорить с ней. Мэверик сосредоточенно раскуривал трубку, Блэкстон как будто был чем-то удивлен, а Янс улыбался. Какие же они все зануды! Глаза бы мои их не видели, даже Янса!

Я направился к двери, обронив на ходу:

– Тогда, Генри, до завтра. Завтра с утра мы отправляемся в Дамарискоув, и, если повезет, сядем там на корабль.

Диана отвернулась, демонстративно не обращая на меня внимания, и я вышел из дома, в царившую снаружи темноту.

Здесь было очень тихо и сыро; со стороны залива на берег наползало облако тумана. Я слышал превеликое множество разных морских историй от отца и тех из наших людей, кто уходил в плавание вместе с ним, рассказывавших о кровавых морских сражениях, о потопленных или взятых на абордаж кораблях, об острове Ньюфаундленд и об ирландском побережье. И сколько же это времени пройдет, прежде, чем я снова увижу столь дорогие моему сердцу холмы и горы, где пышно цветет розовато-белый вереск, густо разросшийся по склонам? Когда я вновь вернусь туда?

Помню, как когда-то в детстве я гулял по берегу моря, куда брал меня с собой отец. Это было песчанное побережье близ мыса Хаттерас. Дул соленый ветер, брызги соленой воды то и дело попадали мне в глаза, а в вышине перекликались парившие над волнами морские птицы.

Я смотрел на корабли и мечтал о дальних странах, к берегам которых они держали путь, о далеких островах, о неведомых местах, названия которых казались мне столь романтичными: Шанхай, Горонтало, Рангун, Читтагонг и Занзибар.

Да, я мечтал о них, но любовь к родным холмам была все равно сильнее. Мне хотелось поскорее вернуться туда, но прежде было необходимо раз и навсегда покончить с творящимся здесь безобразием. Меня не покидали мысли о Ноэлле, о том, что было бы, если бы с ней вдруг произошло такое несчастье, и никто не пожелал бы прийти к ней на помощь.

Если же кто-то из дорогих мне людей вдруг окажется в беде, я обязательно приду на помощь; даже если для этого мне придется восстать из мертвых, я все равно вернусь

и воздам злодею по заслугам.

Вокруг затейливо клубился туман, поглаживавший меня по щеке своими призрачными пальцами, покрывавший мой лоб холодными и влажными поцелуями.

Прямо передо мной возвышался частокол, и я направился к воротам. Из темноты навстречу мне выступил какой-то человек.

– Меня зовут Том, - сказал он, - сегодня я стою в карауле. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Я просто хотел выйти пройтись, - ответил я.

– На вашем месте я бы поостерегся, - сказал он.
– Мало ли что может случиться ночью. Я бы просто оставался здесь и ни о чем не беспокоился. А стена у нас крепкая.

– Да, пожалуй, вы правы. Если все сложится так, как я ожидаю, то мне будет лучше как следует отдохнуть, прежде, чем выходить в море.

– Они скоро лягут спать, - объяснил Том.
– Хозяин уже давно не засиживается допоздна. Конечно, были веселые времена, когда здесь веселились, распевали песни и пили эль до утренней зари, но только не в присутствии святого отца. К тому же сейчас полно работы, и все должны как следует отдохнуть.

– А индейцы вам не доставляют неприятностей?

– Одно время было и такое. Хотя, конечно, воруют кое-что по мелочи, но не более того. Их не в чем винить, - добавил он.
– У нас столько много вещей, которые для них в диковинку, что они берут то одно, то другое, чтобы разглядеть получше, и иногда просто уносят с собой. Ведь у них нет тех понятий о собственности, какие бытуют у нас, так что это все естественно.

– Да уж.
– Мне определенно нравился этот человек. Как же все-таки жаль, что далеко не все могут быть столь терпимы, хотя вряд ли такое возможно, когда подавляющее большинство вновь прибывающих переселенцев смотрят на индейцев, как на забытых богом дикарей.

Возможно, потому, что мой отец всегда хорошо ладил с людьми, или же глядя на то, как относятся к окружающим моя мать и Лила, или же мне на пользу пошли уроки Сакима, но только я вовсе не был склонен считать варварами всех тех, чья вера была отлична от той, которую исповедовал я. К истине ведет много путей, и, на мой взгляд, наш путь только один из них.

В доме готовились ко сну, мне постелили у самого очага, но я перенес свою постель подальше от огня. Я не любил спать в жаре, предпочитая, прохладу, чтобы сон был чутким, и можно было бы мгновенно среагировать на малейший шорох.

Все спали, или казались спящими. Разувшись и убедившись в том, что оба мои пистолета заряжены, я растянулся на койке и лежал, глядя вверх, на бревенчатый потолок, на который ложились дрожащие огненные сполохи. Идея отправиться на юг, в Вест-Индию, была моей, и все же мне становилось не по себе при одной только мысли о том, что мне придется оказаться в далеком краю, вдали от дома, где было все так привычно и знакомо, среди людей, о традициях и образе жизни которых мне не было ничего известно, и для которых я буду чужаком.