Пять минут до понимания
Шрифт:
И она брала.
Клиника Альберта Альбертовича Уфимцева для советской медицины была явлением экстраординарным. Здесь хватало денег, отсутствовал контроль со стороны минздрава, использовались самые передовые технологии, а все потому, что Уфимцев занимался только отпрысками сильных мира сего. Так повелось с самого начала. Сын генерала М. страдал аутизмом. Странное это нейро-поведенческое расстройство и сегодня, когда появилась положительная статистика, по мнению традиционных специалистов практически не излечивается. В победном же 45-ом за тех, кто тонул в вакууме одиночества, психиатры даже не брались. Уфимцев, всю войну вынашивавший собственную методу, рискнул, взялся, выиграл и в награду вытребовал у разомлевшего от счастья папаши персональную
Позже, уже в семидесятых годах Уфимцев изобрел еще один способ защиты от реальности. Он принимал на работу на должности руководителей кружков, завхозов и ассистентов тех, кого пару лет до того вылечил от душевных хворей. В середине 80-х статус "неприкасаемого" профессору обеспечивал сын главного конструктора крупнейшего в стране военного завода - Гарик Арданян. Маленького роста, худой, некрасивый, молчаливый экс-больной жил замкнуто, откровенно сторонясь сотрудников клиники...пока не стал любовником Веры.
– Уфимцев требовал от подчиненных максимальной отдачи, потому исключал все мешающее лечебному процессу. Отсутствие семьи и детей являлось базовым условием приема на работу. Засим запрещались: беременность, аборты, скандалы, алкоголь и т.д. Но природу не обманешь, в молодом коллективе постоянно бурлили страсти и, как следствие, не прекращалась текучка кадров. Избежать увольнения можно было тремя способами: отказавшись от личной жизни, найдя надежного партнера или сойтись с тем, кому закон не писан. Таковых в клинике было двое. Уфимцева пытались соблазнить многие, - Лопухина подошла к окну, поправила занавеску, помолчала, затем продолжила исповедь.
– Кому-то это удавалось ненадолго, кому-то нет. На Гарика не покушался никто. Слишком велик был риск. Шеф тщательно оберегал "крышу" от излишних потрясений. Я оказалась первой, кто посягнул на Арданяна.
– Вы любили его?
– спросила Ольга
– Нет. Я хотела удержаться на плаву и только.
– Грустно...,
– Напротив. Сколько живу, столько убеждаюсь: чувства мешают отношениям. Равнодушие - вот залог счастья.
– А он вас любил?
– Нет. Но мы отлично ладили.
Гарик вернулся в клинику, устав от проблем большого мира. В маленьком, ограниченном правилами и чащей, он чувствовал себя комфортнее. Здесь хватало интересных занятий - архивы профессора требовали систематизации, можно было рисовать, читать, размышлять. Главное, здесь удавалось минимизировать утомительное общение с людьми. Но человек - животное стадное, и все равно тянется к себе подобным. Гарик Арданян в глубине души хотел быть членом стаи, хотел быть как все, быть со всеми. И однажды тайное желание исполнилось. С помощью Веры!
– Каково вам было с нелюбимым, некрасивым и к тому ж странным человеком? Он вас сильно раздражал? Вы страдали?
– Ольга не могла удержаться от интимных вопросов.
Лопухина покачала головой.
– Напротив. Годы, проведенные с Гариком, - лучшие в моей жизни.
– Лучшие? Почему?
– Нас свела не любовь, а взаимный расчет. При чем настолько сильный, что мы относились с пиететом друг к другу. Любой конфликт лишил бы каждого полученных выгод. Я потеряла бы место, приватное общение с Уфимцевым, доступ к архивам клиники. Гарику грозила новая изоляция. Да и в постели нам было хорошо. До определенного времени меня все устраивало. Однако жизнь не стоит на месте...
...В лесном стационаре лечились дети только сильных мира сего. Прочие -довольствовались еженедельными субботними консультациями.
Не такой как все трех лет от роду не отводил равнодушных глаз от окна.
"...Он будто решил перепробовать все болячки. Мне посоветовали обратиться к психиатру...- изливал душу Михаил: - Этот ребенок - мой крест. Из-за Павлика я не могу заниматься карьерой, устроить личную жизнь...я издерган, не знаю что делать..."
Тут-то и снизошло озарение. Вот он - муж! Брак с Рубаном решит все проблемы. Михаил освободится от забот о сыне, она перестанет беспокоиться о будущем, обретет семью и ребенка.
Увы, лесная клиника доживала последние денечки. Изобретенная Уфимцевем, слишком индивидуальная, "заточенная" под автора, метода в чужих руках работала плохо. Пока старый профессор еще держался, но закат великого ума был близок. Не сегодня-завтра грядет ночь, и тогда финита ля комедия, персонал окажется на улице. Куда тогда деваться? У нее ни дома, ни родных. Гарик? Идеальный партнер в маленьком мирке клиники не годился для большого. Без папы Гарик ничего не стоил, а папа нынче, в эпоху перестройки, практически потерял влияние. Стало быть, поддержки не будет. Придется тащить все на себе. В который раз начинать с нуля. А зачем, если можно окрутить Михаила Рубана. Этот хорошо "упакованный" чиновник - ключ в иную реальность, вероятно, далеко не безоблачную, но, очевидно, благополучную, в которой не придется заботиться о хлебе насущном, крыше над головой, расположении начальства и экономии. Если подсуетиться, прихватить мужика за яйца, то в ближайшее время, а может и долгие годы, можно будет жить припеваючи.
– В общем, благо Рубаны жили неподалеку, я предложила в частном порядке консультировать Пашу. Потом, - усмехнулась недобро Лопухина, - уложила Михаила в постель, сама подняла вопрос о браке и, когда услышала "нет", отказалась от сеансов. Дальше ничего интересного. У ребенка случился рецидив, папенька сообразил, что к чему и, немного поломавшись, отвел меня в ЗАГС. Однако два раза в одну и ту же воду не войдешь. Второй союз по расчету оказался неудачным. В отличие от Гарика, Михаил относился с пиететом только к собственной персоне, потому жил, как хотел, неделями не появлялся дома, открыто заводил романы, пил, куролесил. На упреки он обычно отвечал: семья ни в чем не нуждается, вот и радуйся, об остальном уговора не было. Позже, когда Павлик стабилизировался, возникли новые мотивы: не нравится - убирайся. Ты нам больше не нужна.
– Как же вы все это выдержали?
– Элементарно, - хмыкнула Вера Ивановна. Но, судя по лицу, это было явное преувеличение.
– В бедовые 90-е бабы и не такое терпели. Вокруг бедлам: зарплату месяцами не платят, мужики спиваются, трасты и МММ-ы дурят народ, впереди непонятно что. А у меня-то, всего ничего, муж - козел. Разве - это повод для огорчения, когда дом - полная чаша? Но я бы не была сама собой, если бы смирилась и сдалась без боя.
– Вы перетянули на свою сторону Павла?
– догадалась Ольга.
– Перетянула - не совсем верное слово...
...Так бывает, ребенок подсознательно принимает логичное по своим детским меркам решение и в дальнейшем реализует его как жизненную программу. Так безвредная на первый взгляд идея "меня хвалят, значит, я хороший" заставляет взрослого человека постоянно доказывать свою состоятельность или превосходство, хвастаться, напрашиваться на комплименты и страдать в их отсутствии. "Фишка" Павлика носила более вредный характер. В основе многих детских фобий лежат ошибочно истолкованные отношения с родителями. Паша все понял правильно. Он был лишним на их празднике жизни и, послушный мальчик, стал искать дорожки-болезни в смерть. И преуспел бы. Но тут появилась мачеха и после недолгого сопротивления Павлу пришлось предпочесть этот свет тому.