Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
– Завтра? – уточнила Маша.
– Что – завтра?
– Убыть? – она продолжила паковаться. – И в какую часть?
– Это ультиматум? – занервничал Тищук.
– Я по минному полю ходить отказываюсь. Мне не двадцать лет, и я не позволю собой манипулировать! Неужели я не вправе иметь свое собственное мнение и вынуждена всю жизнь угодливо кланяться в ответ на любой каприз руководства? Армия армией, а статистику еще никто не отменял! Булгакова читают! И делают это охотно!
– Вижу, от переговоров вы отказываетесь. Тогда получите предписание в соседнюю часть. Здесь неподалеку. На ваше
– Может, на их счастье? – иронично уточнила Маша.
– На ваше, на ваше, – заверил начальник. – А то мотаться бы вам снова по мотовозам. Смотрю и удивляюсь, как легко вы ко всему относитесь, – усмехнулся он. – Себя не жаль, так сына поберегите! Думаете, ваше везение вечное? Это пока вас ссылают ненадолго и участок работы дают бросовый. А я вот отъездил на мотовозе три года – теперь обратно в часть никаким калачом не заманишь. Знаете, каково там? Два раза в неделю наряд оттруби, начальству возразить не моги, а результаты – вынь и положь. Причем строго в указанный срок. А личный состав при этом шалит: то сбежит в самоволку, то напьется, то бац: драку учинит. А у тебя – персональная ответственность. После такой «школы» служба в штабе космодрома раем кажется. И это теплое местечко я ни на какие звездочки и должности не променяю. Меня армия кормит.
– Меня, кстати, тоже. Потому и призвалась.
– Вот и цените. Кто вы без армии?
– Человек. Женщина!
– Без квартиры и без зарплаты. Вспомните, какие гроши платят на «гражданке» и дают ли там жилье! А в армии, заметьте, полагается паек и проездные документы. Не бог весть что, но без денег существовать можно. А сколько дней вы на «гражданке» продержитесь? А начальство – оно везде имеет большие минусы. Это закон жизни. Возражать командирам – себе дороже! Так что усмирите гордыню и дождитесь шефа.
– Не убедили. Надоело унижаться. В часть, так в часть.
– Думаете, Тополевский снова походатайствует за вас?
Машу словно током пронзило.
– Вы с шефом словно сговорились! Причем тут Тополевский?!
– Притом, что именно он всегда добивался амнистии для вас. Вам и сейчас повезло: скоро отчетный концерт. Онищенко все равно вас хватится. Не глядя на ваш строптивый характер, только нам с вами он доверяет подготовку новых номеров.
– Придется поискать кого-то другого. Все. До свидания.
– Ох, уж эти женщины! – взорвался Тищук. – Моя б воля…
– Спасибо за совместную работу, – не дослушала его фантазии Маша. – Принесут данные на Петрова…
– Лично доставлю. Думаю, разлука все же будет недолгой.
Со стуком в кабинет вошел посыльный:
– Товарищ капитан. Факс для полковника Онищенко.
Маша взяла материалы и пробежалась по ним взглядом:
– Леня, я набросаю, а вы уж передайте текст в Москву.
– Не вопрос. Докладывать об исполнении всегда приятно.
Зарифмовав несколько абзацев, Маша оставила их на видном месте. На выходе из кабинета ее сердце пронзила острая боль. Журналистка прислонилась к стене, отдышалась, немного постояла и спустилась вниз. У ворот части с парковки отъезжала машина. Маша, держась за грудь, остановилась передохнуть. В глазах потемнело.
– Вас подвезти? – окликнул знакомый майор и,
– Нет, нет. Домой. Сын приболел.
Держась за перила, Маша с трудом поднялась на свой этаж. Миша на радостях бросился ей на шею и едва не сбил с ног. Видя состояние матери, он помог ей раздеться. «Я немножко полежу, что-то чувствую себя неважно», – виновато улыбнулась она. Ноги подкосились, боль в затылке и области сердца не позволяла двигаться. Маша в бессилии сделала несколько шагов, но не дошла до дивана и провалилась в небытие.
В себя она пришла уже под капельницей в палате интенсивной терапии. Бледная, без движений, с устремленным в потолок взглядом, с трудом осознавая, что происходит вокруг. В это время Яна и Карина в холле госпиталя успокаивали плачущего Мишу. Когда появился врач, все трое буквально сорвались с мест.
– Микроинфаркт, – пояснил он. – Жаль, поздно вызвали скорую.
– Соседей долго не было, а что мог сделать ребенок?
– Мне бы с ее мужем побеседовать.
– Он …в длительной командировке, – нашлась Яна. – Очень далеко. Вызвать не сумеем, – и предложила: – Я могу забрать ее к себе.
– Об этом пока говорить рано! А вот режим сменить не мешает.
Через неделю состояние Маши стабилизировалось. Лечащий врач уступил ее настоятельным просьбам и согласился на выписку. Маша сложила вещи и заглянула в его кабинет. Перед доктором лежала внушительная стопка историй болезни.
– По-моему, вы там целый роман сочинили.
– Не сочинил – констатировал факты. Состояние у вас стабильное, давление возвращается в исходное положение, последняя кардиограмма практически в норме. Даю время на домашнюю реабилитацию и направление на санаторно-курортное лечение. Тяжестей не носить, не волноваться, соблюдать постельный режим, диету и не забывать о прогулках. Что ваш муж? Не вернулся еще?
– В пути, – уклончиво ответила женщина.
– Марья Андреевна, причина вашей болезни кроется не столько в переутомлении, сколько в излишней эмоциональности. Дама вы у нас впечатлительная, слишком многое принимаете близко к сердцу. Настоятельно рекомендую изменить отношение к работе и ее ритм. Беру на себя смелость поговорить с вашим руководством. Кто у нас начальник?
– Не стоит звонить! – перехватила его руку пациентка.
– Вот так-так. И кто же это нами так доблестно руководит? Кто в состоянии обеспечить нам обширный инфаркт?
Журналистка опустила глаза.
– Извольте-ка назвать мне фамилию вашего шефа! Играем в молчанку? Хорошо, тогда я звоню генералу Митрофанову!
– Только не ему! Обширный инфаркт мне обеспечит именно этот звонок. Доктор, звонить вообще никуда не стоит. Я переведена в другую часть, теперь все будет иначе.
– Простите, а кто же нам будет вещать?
– А кто это делает сейчас?
– Кто его знает.
– Тот и будет, – печально улыбнулась Маша. – Без передач город не останется, а к новому голосу и лицу привыкнет быстро. Если честно, моя болезнь – это особая форма аллергии на начальство. Можно сказать, вечный токсикоз, поскольку творческий материал рождается в муках.