Пятицарствие Авесты
Шрифт:
Марку было непонятно её удивление, поскольку в обществе,
где она вращалась, вольноотпущенники не были редкостью и
не встречаться с ними она не могла. Поэтому он спросил, что
именно её удивило.
— Я просто не ожидала этого. Образованный, тактичный,
порядочный человек... Показал мне вашу библиотеку, знает
всё, что где лежит.
— Он с детства воспитывался и учился вместе со мной.
Как видите, рабы не есть изначально подлые
— Я никогда так не думала. Просто есть миропорядок...
— ...который нужно изменить.
— Неужели вы всерьёз надеетесь, что это удастся
сделать?
— Как вы думаете, у Спартака была такая надежда?
— Надежда, очевидно, была, но каков результат?
— Согласитесь, что он был готов к такому результату.
Пять поколений моей семьи живут этой целью, и разве мне
придёт в голову оставить борьбу, даже если мы потерпим
поражение?
— Вы уже его потерпели.
— Это временное поражение, оно — наука, но даже если
поражение будет окончательным, мир всё равно изменится. И
это безусловно.
6 7
— Я завидую вашей уверенности, но не судьбе.
Расскажите мне о Менахеме, о зилотах.
«Что ей Менахем, что ей зилоты? — вдруг устало
подумал Марк. — Наперсница царицы, жена римского
воина... Ей нет дела до нашей борьбы — это очевидно, как
нет дела и до тебя, поскольку о твоей судьбе она уже
упомянула».
Заметив его медлительность, София повторила
настойчиво:
— Прошу вас! — и добавила уже мягче: — Пожалуйста!
И Марк рассказал ей о своей семье, о Езекии, о Иуде
Гавлоните, о Якове и Симоне, о Менахеме. Он видел, что
рассказ произвёл на неё впечатление, и она сидела теперь
задумчиво с кубком в руках, к которому изредка прикасалась
губами, рельефными несколько больше меры, с глазами
синими, как предрассветное ясное небо, затемнёнными
длинными, густыми ресницами, невольно бросающимися в
глаза своей необычностью.
Очнувшийся Марк, заметив, что пауза затянулась, вдруг
неожиданно для себя спросил о Роксане.
— Вы любили её? — прозвучало в ответ.
Марк не знал, что ответить, ибо нелепо было бы
отрицать, что ему была приятна близость с этой девушкой, но
так же нелепо было бы думать, что он любил её в эти
мимолётные встречи, скрашенные к тому же горечью
разрыва с Вероникой.
— Нет, — ответил он. — Конечно же, нет. Это была
просто жалость и, наверное, немного месть. Но я не хочу
говорить об этом.
— Хорошо! Я расскажу вам, что произошло потом и
почему я оказалась
Измученная тщетным ожиданием встречи с Марком
Вереника начала не на шутку злиться на него, а заодно и на
рабыню, словно чувствуя её причастность к своим неудачам,
6 7
поэтому однажды предложила её одному из своих гостей.
Когда же обман раскрылся, царица под пытками заставила
служанку сознаться во всём, и это признание вызвало её
безудержную ярость, перешедшую в истерику; она
расцарапала рабыне лицо, потом избивала и таскала за
волосы, а устав, отдала своим охранникам, лично наблюдая,
как её насилуют опять, опять и опять.
— На следующий день она вызвала меня к себе и
приказала убить вас. Она была в безобразном настроении,
невыспавшаяся и заплаканная, какой я видела её впервые.
Преодолев нахлынувший приступ уныния, Марк всё же
чувствовал безмерную усталость от всего, что произошло за
последние два дня, не становившуюся меньше даже от
присутствия рядом женщины, к которой определённо был
неравнодушен.
— Простите, я устал, — сказал он, вставая.
София понимающе взглянула на него, встала тоже,
поставила бокал на стол, после чего, молча войдя в дом и
распрощавшись, они разошлись по своим комнатам уже при
тусклом свете настенных светильников.
Сикарии в Мосаде встретили Марка радостно, но всё же
он чувствовал угнетённое состояние, в котором находились
воины после недавних событий в Иерусалиме, и в дружеских
разговорах пытался ободрить товарищей, напоминая о том,
что они стали сикариями лишь постольку, поскольку была
возможна только тайная война с врагами, а если они и
потерпели поражение в открытом выступлении, то потому,
что враги ещё сильнее, но это вовсе не означает, что они
будут главенствовать постоянно. Бывалым он предлагал
вспомнить прошлые неудачи, молодым и неопытным — быть
готовыми к новым испытаниям, а пока же успокоиться, ждать
и по возможности бороться.
Постоянный гарнизон сикариев в Мосаде насчитывал
больше сотни человек, однако после разгрома в Иерусалиме
6 7
его численность возросла до трёхсот воинов, командиром
среди которых был избран Элеазар сын Иаира, племянник
Менахема. Марк знал его с детства и видел, что в молодом
сикарии течёт истинная кровь его великого предка, а беседы с
ним были ему приятны ещё и тем, что давали возможность