Пятый угол
Шрифт:
Если скажу, что удалось блокировать все, совру. Сны под контроль не попадали, ровно, как и не удавалось контролировать появления лица Брайана во время секса с Гектором. Но я учился с этим жить. В конце концов, ведь переживают люди физическую потерю близких и не сходят с ума.
Слова «это конец», выплеснутые из души в небо, стали памятником над нашими отношениями. Можно положить цветы, смахнуть пыль, поплакать, можно рассказать, как прошел день - вернуть нельзя.
Оказалось, жить «от и до», бегать только на короткие дистанции и ставить мелко-близкие цели, неплохое развлечение. Например, постараться
Бедный Гектор… Постоянное чувство стыда перед внимательным, любящим бойфрендом толкало на суетливую нарочитую демонстрацию, доказать себе и ему, что люблю… вроде как. Старался чаще прижиматься, соглашался на все предложения, целовал походя, откликался на малейшие ласки и удовлетворял в постели. Только так мог компенсировать самообман. Хотя, почему непременно самообман? Гектор мне дорог, нужен, с ним спокойно и тепло, не надо никуда спешить, не надо ни в чем себя убеждать, догонять, перегонять, искать слова, не надо лавировать между тем, что он произносит и что на самом деле думает. Ночью, после траха, говорил себе: "Гектор и есть мой дом, моя гармония, моя половина". И пусть такой любви, которую я пережил… пережил? – не будет, пусть не трясет от одной мысли о руках, губах, родинках, пусть буква «Г» просто буква, в то время как «Б» - имя, ну и что. Будет другая.
Пусть… Цвет, вкус и запах природы зависят от времени года, но каждое из них красиво своими оттенками, своим послевкусием и флёром. Можно любить лето, а самые трепетные воспоминания связывать с зимой; или, страдая от распутицы, мечтать вернуться в нее, потому что грязь под ногами – фрагмент безумного поцелуя.
Для моего испанца выбрал «любовь»-межсезонье: стыки помогали размыть конкретные ассоциации: «как той зимой», «как той осенью». А еще межсезонье не имеет границ, ведь календарные даты никогда не совпадают с реальными, оставляя пространство для маневра: «это было хоть и со снегом, но еще осенью, поэтому не считается».
Я хотел полюбить Гектора честно, не заталкивая себя в «рамки понятия». Хотел искренности, а не красивого искусственного кристалла, выращенного из чувства благодарности, замещения объекта, внутреннего одиночества, усталости, желания покоя и боли от прикосновения к «тому Джастину». Гектор заслуживал честности, а я… я заслуживал быть любимым. Чтобы привычка, через мою натуру, определила характер наших отношений, переходящий в долгую общую судьбу.
Как-то Брайан в Нью-Йорке, мимоходом, в процессе чистки зубов сказал: «Судьба того, кто с детства привык прятаться, всегда скрывать себя и скрываться от других. Если только не встретится ненормальный, который не побоится насильно вытащить из темного угла и поставить под солнце». Слова были в пространство, не мне, скорее себе. Но до конца жизни буду помнить, как давился комом в горле от внезапной откровенности.
Не Гектор втягивал в свой образ жизни, я сам сознательно ввинчивался в него, правильно, размеренно. Мендоза не диктовал, не критиковал, не учил, не корректировал, не направлял – он был рядом. Подставлял руки, когда чувствовал, что я могу сорваться. Раздвигал мое пространство, когда видел усталость от контактов. Обкалывал антисептиком, когда понимал, - ссадины воспаляются. Ждал, надеялся, верил. Возился нежно и терпеливо, любил глубоко и естественно и все время боялся моего возможного ухода. Боялся до паники и ярости. Ревность его была направлена только на одного человека и только он вызывал у испанца ледяную
Но Брайана больше нет, он сизый всполох и Гектору нечего было беспокоиться. Как я думал…
Почему не уходил от него? банальная причина, отсутствие сил и желания. Все так и текло, как неподвижная река в пейзаже, -красиво и предсказуемо.
Не знаю, какие высшие силы и на каких условиях вступили в сговор с моим подсознанием, но я смог перестать метаться.
…Пока не увидел сон…
…Пока не трахнул Хосе…
…Пока не прикормил беса…
Сон был стандартно-мрачным, кому хоть раз в жизни не снилось подобное? Коротким, бесцветным и скучным. Меня хоронили. Толпа родственников, новых-старых друзей, еще кого-то откровенно тяготилась мероприятием: зевали, поглядывая на часы, болтали по телефону, посмеивались. Из гроба уловил нелепый разговор Эммета и Дэниэля Шорта.
– Долго они тянули с похоронами, Тейлор уже лет десять, как умер?
– А что вы хотите? Мендоза приказал заморозить, отнес в подвал, сделал из мертвого Тейлора алтарь.
– А где Мендоза?
– Рассыпался в прах.
– Как предсказуемо… Хотя Тейлор и до физической смерти уже был неживой, а Мендоза пыльным прахом.
Прорезая толпу к гробу подходит Бог. Мой личный Бог. Красивый. Уверенный. Мощный. Живой. Целует в лоб, его губы прожигают в мертвом теле огненную дыру, глаза усмехаются.
– Прощай, Джастин. Каждому своё. Я живу – жизнью.
Проснулся от ужаса, бессилия и злости, с криком «нет, нет, нет, это не я, хочу жить… хочу жить… пошел на хуй…» Перепуганный Гектор хлопотал, успокаивал, обнимал, совал успокоительное, а я отталкивал его руки, - руки праха. Не соображая где, кто, откуда, почему, горел одним желанием, - жить! Не быть мертвым - живя. Не стать алтарем.
А потом трахнул Хосе, помощника Гектора по хозяйству. Не задумываясь, походя, зажал в углу, стал целовать, нападать, развернул, нагнул, отработал. Без чувств, без сожалений, без слов. И, с той же силой, с какой учился существовать по правилам «хорошего тона», сейчас захотел жить по - своим: эгоистичным, не соотнесенным с правилами Гектора, без обязательств. Если Мендоза любит меня, а я никак не могу полюбить его, искренне, а не суррогатно, пусть это будет его проблема, не моя. Ни извинений, ни сожалений. Мои ли это правила? Да мои! Не подражание Брайану, а одобрение их и принятие! Спасибо, Кинни.
– Джастин, какого беса ты прикормил?
– Не выбирал, Гектор, кто первый пришел.
– Ангел мой, что происходит? Не скрывай ничего. Ты с кем-то разговаривал? С ним! Что он сказал?
– Блядь, Гектор, его нет, достало, что любые мои изменения ты связываешь с Брайаном. Это не я, а ты не даешь прошлому убраться из нашего дома, ты боишься его и приманиваешь страхом.
– Да, я боюсь. Он дьявол, он искуситель, он делает то, что захочет, плюя на чувства других.