Пятый угол
Шрифт:
– А ты хотел бы быть таким, Гектор?
– Нет. Есть определенные правила поведения, правила взаимоотношений, чувство долга. Любовь… Если любишь, то не можешь жить только своими желаниями, удовлетворять только свои потребности. А я люблю тебя, ангел, люблю так, как никто никогда больше и, поверь, как никого никогда раньше. Джастин, пожалуйста, если тебе надо переменить обстановку, только скажи. К черту этот вернисаж в Берлине, к дьяволу бал в Париже, уедем куда хочешь, в любое место, на любое время. Только не отдаляйся от меня, не прячься, не заставляй страдать.
– Все
– О Боже, Джастин, как ты только мог подумать. Я постараюсь принять, понять. Только не уходи…
В Берлине и Париже было весело. Я клеил парней чуть ли не на глазах у Гектора, трахался в любом туалете, матерился о членах при членах «лучших аристократических домов Европы», приходил на «ужин в смокингах» в джинсах и кожаной жилетке. Я заставлял Гектора краснеть за меня и страдать. Но только веселился, - прикормленный бес притащил на хлебное место братьев. Мне нравилось утрировать «правила Брайана», доводя некоторые из них до абсурда и никакое экстази не могло вызвать большую эйфорию.
Оказывается, стать бессердечным эгоистом не сложнее, чем быть преданным бойфрендом. Забить на чувство вины перед всепрощающим Гектором легче, чем каждый день старательно убеждать себя в любви к нему. Не извиняться, не сожалеть, не оглядываться, жить принципом «есть я, а есть все остальные», проще, чем задавать себе неудобные вопросы. На хуй вопросы! На хуй чувство вины! И на хуй меня алтарь и меня живой труп!
На очередное "почему один какой-то нелепый сон разом перечеркнул всю "правильную жизнь", развернул на 180 градусов, поменял отношение к Гектору и вытащил наружу черноту" ответ был готов еще до окончания вопроса. Потому что я живу не своей жизнью. Потому что я не хочу больше быть жертвой, ни как "оставленное Солнышко", даже при осознании своей вины в случившимся, ни как жертвенник Гектора. Потому что я насильно замазывал белой краской темень и ржавчину, которыми пропиталась душа, а сон ножом сорвал покрытие. Потому что я хотел отомстить, не важно кому, не важно как. Себе, влезая в маску "плохого мальчика", за то, что не могу забыть его. Брайану, гиперболизируя и даже искажая его прошлый образ жизни, за то, что он посмел уйти. Гектору... Гектору за то, что он не Брайан.
Подобное должно было лопнуть со свистом.
– Джастин, я советовался с психоаналитиком и он считает, у тебя посттравматический стресс. Так бывает, когда сильная душевная боль проявляется не сразу, а через год-два, выплескиваясь подобным поведением. Отрицание всего мира, себя, самоистязание, толкающее на безумство.
– Гектор, перестань. Психоаналитики могут подвести базу подо что угодно, для них легко связать обычное ковыряние в ухе с желанием анального секса. Мне не больно. Это не протест. Не мазохизм. Это, Гектор, моя жизнь. И если сейчас она нравится такой, значит, буду жить ею. Не пытайся загнать снова в какие-то рамки, - бесполезно. Я чуть не стал живым покойником, от которого вот-вот могло начаться зловоние.
– Ангел, что ты несешь? Ты прекрасный художник, мастер, талант, глубокий и образованный человек с сильным, неординарным характером. Ты красив и сексуален. Ты перенес душевную травму и не сломался. Джастин, опомнись.
Я смеюсь, как же он прав…
–
– Хорошо-хорошо, успокойся. Я люблю тебя, люблю любого. Пусть это будет временным помешательством, скоро надоест и ты станешь прежним Джастином. А пока, может быть, есть смысл лечь на пару месяцев в специализированную клинику?
Представляю себя, рисующего пальцами облака и лошадок на сеансе групповой живописи среди психов. Это не я, это Гектор сошел с ума, предлагая подобное.
Отхожу к столу, присаживаюсь на угол, откидывая голову и складывая руки на груди. Через губы пробегает усмешка. Гектор резко меняется, из эмоционально-розового становится нервно-серым, бросается ко мне, отдирает руки от груди.
– Нет, не делай так и отойди от стола. Да убери же ты эту усмешку, встань. Не смей стоять и смотреть как он, не смей.
– Кто – он?
Гектор осекается, подбирает слова, - зачем? – все и так понятно.
– Брайан, да? Гектор, я так и не спросил, что он сказал в Питтсбурге? И зачем ты туда летал?
Он отвечает глухо, осторожно.
– Ты не отпускал его, а я страдал. Подумал, если попрошу его снова… О, дева Мария, что несу.
Со стоном закрывает лицо руками, почти падая на диван. Я медленно повторяю.
– «если попрошу его снова…» О чем, Гектор? И почему снова? Отвечай, блядь, отвечай, чего я не знаю!
Он подходит, хочет взять за руки, но я вырываюсь.
– Ангел мой, буду говорить как в дешевых романах, но, увидев тебя, понял, это любовь с первого взгляда. Убивала мысль, что ты можешь исчезнуть, уйти, не быть со мной. Но ты любил его. А он… Джастин, он ведь никогда не любил тебя так, как я. Не был готов отдать всего себя ради твоего счастья, подарить тебе все, что ты захочешь, исполнять все твои желания.
Гектор уже кричит.
– Ты был не нужен… Он уже распрощался, но важно было знать, что ты не пропадешь.
Замолкает, отворачивается, приближаю свое лицо к его, выдыхаю:
– И?
Он хватает меня за плечи, но я сбрасываю руки, снова сажусь на угол стола.
– И я… я попросил его…
Я будто смотрю спектакль: вот, взъерошенный, испуганный Гектор объясняет необъяснимое Джастину, но в словах не Брайан, кто-то переодетый им, имитация Кинни.
– О чем попросил?
– Игра… Он, мой ангел, придумал и осуществил игру, где был кукловодом, а я и ты марионетками. Да, я знал, но ради любви согласился на унижение и был вынужден подчиниться требованию, - не говорить ничего тебе.
Гектор медленно рассказывает, выплевывая имя Брайана как желчь. Ненависть и… черт, зависть к Брайану в каждом звуке. И страх перед ним. И еще что-то мельтешит в глазах, стыд? воспоминания о нем, как о... Блядь, это же Брайан. Перебиваю.