Пятый угол
Шрифт:
– Думаю, о твоем опускании на колени перед небесным престолом говорить рановато.
– Не богохульствуй, хотя… Делай, что хочешь. На фоне твоего образа жизни эти слова не имеют значения.
– Мам, если хотела меня видеть для пересказа сказки о Содоме и Гоморре, давай сразу перейдем к проповеди. Ты скажешь, - все черти в аду встанут в очередь для розжига пламени под моей сковородкой. Я отвечу, - мне плевать на рай, ад и их президентов. Ты вознегодуешь и помолишься о спасении моей души. Не
– Закончил? Тогда слушай. Я хочу попросить у тебя прощения.
Неужели сам Господь под руку с архангелами явился матери во сне и пригрозил, если она не извинится перед сыном, путь в рай заказан. Если так, я готов выпить с ними на брудершафт.
– Брайан… Я… Прости меня, но я никогда тебя не любила.
Оппа, что ж, такое признание тоже дорого стоит. Останавливаю рукой:
– Не надо извинений. Я большой мальчик, сам догадался.
– Не перебивай. Не любила, потому что ты мальчик. Клер не сравнивала, а ты… ты был вечным напоминанием.
Она специально нагнетает, ждет моего вопроса? Или сердечный приступ вызвал размягчение мозга? Да чьим я, блядь, был напоминанием? Джека, что ли?
– Он умер за полгода до рождения Клер, в три года. И никого в жизни я не любила больше, ни о ком не молилась так, как о нем.
Не выдерживаю.
– Мам, ты фильм пересказываешь? Кто - он?
– Твой брат. Мой сын. Но не Джека.
Час от часу… Бред?
– Я родила Роберта вне брака. Любила его отца, но он исчез, узнав о ребенке. А ты помнишь, каких строгих правил были мои родители. И время другое. Отец не мог допустить позора в семье, считавшейся самыми истовыми прихожанами. А Джек… Он был что-то должен твоему дедушке и когда папа предложил, взамен долга, жениться на мне и признать ребенка, Джек согласился. Но не было дня, когда он не вспоминал об этом, ненавидел Роберта, меня, потом вас. Бобби был единственной отрадой, смыслом жизни, счастьем моим. Других детей не хотела, но забеременела Клер. Потом Бобби умер от отека легких у меня на руках. И я умерла с ним. Джек не сказал ни слова сочувствия. Брайан, вся моя любовь осталась с Робертом. После его смерти проклинала Бога, пока во сне не пришел ангел и не сказал, мой мальчик просит прийти к Богу. Я смирилась, поняла, он забрал его под свое крыло. Ты тоже был неожиданной случайностью. И ты мальчик. Я старалась делать все, что нужно, но…
– …не получалось. Ты была от меня за стеклом, и сама как стекло: стылая, твердая, ровная. Черт, почему раньше не рассказывала? Никто не рассказывал?
Ощущаю себя героем мексиканской мелодрамы, где внезапно всплывают внебрачные дети. Жалел ее? И да - и нет. Пусть со стороны смотрюсь эгоистичным, бессердечным, но… история уже не имела ко мне отношения. Не любила? Не любила. Позволяла
– Джек запретил упоминать о нем, с родителями не общалась. Сразу же после рождения Клер, ты знаешь, мы переехали в Детройт, после твоего рождения в Балтимор, потом в Питтсбург.
– Да уж, Балтимор помню…
Всплывающие картинки.
…Джоан заставляет меня, четырехлетнего, долго стоять в центре комнаты и учить молитву, прося прощение за «черт». Она сидит тут же и всякий раз, когда переминаюсь с ноги на ногу, подходит, больно тычет в спину. Хочется пить, в туалет, но мать не пускает, терпение – основа послушания.
…Джек швыряет чашку с горячим молоком, попадая мне в плечо. Больно, но знаю, перед ним даже вскрикивать нельзя.
– Брайан, прости.
Она не смотрит в мою сторону, судорожно комкает одеяло, голос прерывается. Простить?
– Мам, за что? За то, что любила одного ребенка и не любила другого? Или за то, что не принимаешь мой нынешний образ жизни? Или прощение ради прощения? Я не жадный, несмотря на то, что живу в гнезде греха. Хочешь? Бери. Прощаю.
– Брайан, и еще. Могу не выйти отсюда, не спорь, это решаем не я, не ты, не врачи. Привези старую Библию и фотографию Роберта, она в секретере в желтом конверте.
…Заворачиваю в тот самый коридор, где наивный 17-летний Джастин впервые схватился цепкими ручками за прожженного циника и эгоиста Кинни. Здесь же разломанный на части Кинни сторожил его после удара битой. Курить… Вспоминаю о балконе на котором изображал Супермена, отлично, ведь Брайан Кинни даже в 6 часов утра не выходит из дома без джойнта.
На подходе слышу голоса на балконе, мать вашу… А, плевать, не трахаться же иду. Дверь распахивается и мне в руки падает, охренеть, все та же вездесущая Сара Ллойд. Ну, прямо, личный шарик на веревочке… Сара ли? За непродолжительное время успел убедиться, ненормальная Ллойд невозмутима всегда. Сейчас это Медуза Горгона, брошенная за минуту до оргазма, шипит, каштаны сочатся ядом и злостью, зарядами от тела можно пробить стены Форт Нокса.
– Черт, Сара, где еще в Питтсе тебя нет?
– Отвали, Брайан…
За спиной Ллойд появляется… Сара Ллойд, только раза в два больше и постаревшая лет на тридцать. Она хватает маленькую Сару за плечо, плюется ей в лицо:
– Нет, не он… Он свое искупил, ты ему должна. Ты, ты, ты. Из-за тебя он умирает, ты, маленькая дрянь, высосала из него жизнь. Слышала слова доктора? Остались, от силы, сутки.
Толкает Сару, та чуть не падает.
– Ты обязана сказать ему, что прощаешь.