Рабыня Малуша и другие истории
Шрифт:
– Ты не грусти особенно, – приобнял Корж дочку. – Как к тебе ключница относится, не обижает?
– Она очень добра ко мне, да и с Праскеной мы ладим.
– Вот и ладно, вот и добре, – поглаживал ее плечи отец. – Жди и не плачь.
– Как не плакать? – Малуша прижалась к отцу. – Одна остаюсь, бросаете меня.
– Ну, немного можно иногда всплакнуть, – по-доброму проговорил Остер. – Это, говорят, помогает.
– Праскева с Радой так ревели, что платно до сих пор от их слез не просохло, –
– Вам-то все шутки, а нам-то каково? – отмахнулась от него девушка.
– Ты только слушай во всем Меланью, – поучал отец. – Она, я слышал, женщина хоть строгая, но добрая.
– Она ко мне, как к дочери, относится, – Малуша посмотрела на отца. – Говорят, что у нее никого нет на всем белом свете.
С крыльца княжеского терема неспешно сошли Святослав, княгиня Ольга и, поотстав от них, шествовал греческий священник Григорий.
Тут же рында подвел к крыльцу белого оседланного коня. Ни слова не говоря, княжич поклонился матери в пояс и, вскочив в седло, поднял правую руку с обнаженным мечом.
– Садись! – зычно крикнул Асмус, сразу пристроившись рядом со Святославом.
Вытянув руку вперед, княжич тронул коня.
По этой команде всадники осторожно и медленно тронулись к воротам. Провожающие цеплялись за стремя в надежде хоть еще миг побыть с родными мужчинами. Но ворота, словно сито, отжали провожающих, и вот уже копыта коней застучали по деревянному настилу моста.
Внизу на Почайне было темно от столпившихся людей, над которыми возвышались комонники, предводимые Чурилой.
Неожиданно кто-то тронул Малушу за локоть. Она вздрогнула и обернулась. Это была Праскена.
– Пойдем, ключница зовет, – сказала она.
Едва девушки вошли в помещение, где готовилась пища, Маланья распорядилась:
– Давайте, девоньки, поспешать. Скоро воеводы и бояре придут трапезничать, а у нас еще не все готово.
И как бы мимоходом спросила Малушу:
– Проводила родичей?
– Проводила, – вздохнула та. – Только они не взяли с собой сыту, а выпили все вместе.
– Ну и ладно, ну и хорошо. Мисы-то помыты у нас?
– Давно помыты и мисы, и ложки, – ответила Праскена.
– Пойди глянь, все ли ладно в трапезной, – обратилась Меланья к Малуше.
В это время Праскена, наклонившись над огнем, схватилась за живот и ойкнула.
– Э, девонька, не опростайся мне тут, – воскликнула ключница. – Ну-ка, присядь к дверце, подыши свежим воздухом, а мы уж тут вдвоем с Малой управимся.
Вечером, когда все дела были закончены и можно было отправляться спать, Меланья вдруг строго наказала Малуше:
– Пойди вымой пол в трапезной.
– Так я уже вымела там голиком, – недоуменно ответила Малуша.
– А я сказала вымой, да с дресвой, – жестко
Малуша даже перепугалась: никогда до сих пор ключница не разговаривала с ней таким тоном. Не смея ослушаться, она налила в бадейку воды и вышла.
Оставшись вдвоем, Меланья спросила Праскену:
– Может быть тебе сходить к бабке Барнихе? Она, говорят, помогает опростаться…
– Поздно уже. Я бегала к ней. Не хочет она в таком сроке грех на душу брать.
– А чего же я не замечала? Замоталась, видно, совсем, старая…
– Я затягивалась сильно.
– Так может он…
– Да нет, шевелится.
– Вот беда-то. Что же теперь будет?
– Не знаю, – заплакала Праскена.
– А родичи-то есть ли у тебя?
– Мамка и две сестрички помене меня.
– Ну, ладно, ладно, – старая женщина принялась успокаивать бедняжку. – Поди ложись, утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.
Когда Малуша вернулась в каморку ключницы, та в одном исподнем уже сидела на своей лежанке и неторопливо расчесывала свои редкие, тронутые сединой волосы.
Заметив состояние пожилой женщины, девушка спросила:
– Что-то случилось:
– Нет, нет. Ложись, – ответила та.
Дни катились за днями, седьмица за седьмицей… Малуша уже втянулась в однообразную и тяжелую работу, ей доверяли выходить с Меланьей в трапезную, расставлять мисы с варевом и убирать пустую посуду.
В один из дней, когда князья, бояре и прочий кормящийся у княгини люд, насытившись, разошлись, Ольга подозвала ключницу и спросила:
– Что-то я не вижу Праскены. Здорова ли она?
Меланья молчала, опустив голову.
– Ну! – грозно прикрикнула на нее княгиня.
Старая женщина вздрогнула, как от удара, и, не поднимая головы, тихо ответила:
– Трудно ей носить тяжелые подносы с варевом. Непраздна она…
– И кто же этот сластолюбец? – в гневе спросила Ольга.
Меланья дрожала от страха, зная грозный характер правительницы.
– Язык проглотила? – уже закричала княгиня.
– Княжич Святослав, – еле слышно пробормотала ключница.
– Та-а-ак! – стала остывать Ольга. – Добро, иди.
Через неплотно прикрытую дверь девушки слышали, как кричала княгиня и сидели в уголке, притихшие, словно мышки. Праскена молча плакала.
– Ой, что теперь будет? – Малуша поглаживала подругу по спине. – Что будет-то?
– Не знаю, – сквозь слезы отвечала Праскена и зарыдала уже в полный голос.
Вошедшая Меланья, какая-то согнутая, даже ставшая меньше ростом и постаревшая, села рядом с ними, зажав натруженные, все во вздувшихся венах руки между колен.
После долгого молчания она тяжело вздохнула и со стоном проговорила: