Рабыня Малуша и другие истории
Шрифт:
– У меня две сестры и брат Виллим, – певучим голосом ответила Анна.
– Хороша, нет, право хороша, – проговорил Петр, глядя на девушку восхищенными глазами.
– Государь, отведайте кьоузе – я сама пекла, – пропела Анна.
– Что это такое? Чудное название – кузе!
– Крокеты из картофеля, – пояснила она.
– Она вообще мастерица готовить, – льстиво проговорил Франц, обнимая девушку за талию и прижимая ее к себе. Но, увидев яростный взгляд Петра, смутился и отпустил ее.
– Живешь прямо здесь,
– Да, на верхнем этаже у меня небольшая комнатка, – лукаво улыбнувшись, ответила она.
– Покажешь мне?
– Отчего же не показать? – улыбнулась Анна.
– Тогда пойдем, погляжу, – Петр встал и жестом пригласил ее следовать впереди.
– Ты чего насупился? – спросил Алексашка Франца, когда они остались вдвоем.
– Я с ней начал жить, когда ей исполнилось только пятнадцать, – ответил тот. – А теперь, чувствую, все…
– Да уж, – засмеялся Меньшиков, – Петр своего не упустит. Придется тебе искать другую пассию.
– Да есть у меня «запасная», – нехотя проговорил Франц. – Ее подруга – Елена Федермех. Такая же горячая, как и Анна.
– Немки они только с виду строгие и сдержанные, – согласился с ним Алексашка. – А как прижмешь к себе – огонь! Не чета нашим бабам.
– Не скажи, – возразил Франц. – И среди русских встречаются ого-го!
– Это точно, – согласился с ним Меньшиков. – А Петру в этом смысле не повезло с женой. Он рассказывал: только сделаешь с ней дело, а она уже храпит. Да и то, говорит, не каждый день. Чуть что: устала я, грешно сегодня – светлый христианский праздник, болею я… Вот Петр и звереет при виде юбки.
– В таком случае озвереешь, – согласился Франц.
– А ты не переживай за Анну, найдешь себе другую. А то, что познакомил государя с ней, тебе зачтется.
В это время они заметили спускающихся по лестнице Петра и Анну. Лица обоих раскраснелись, словно они только что вышли из бани. Подходя к друзьям, Петр усадил ее за стол и сказал, обращаясь к Меньшикову:
– Я обещал Анхен завтра показать Москву со сторону Яузы. Приготовь ботик…
– Все сделаю в лучшем виде, Петр Алексеевич, – церемонно поклонился тот. – С утра все будет готово…
Ближе к вечеру Меньшиков попросил позволения у Петра пойти подготовить судно к заврашнему плаванию.
– Сделай все лучшим образом, – предупредил его тот.
– Все будет, как надо, – уверил его Алексашка, – не беспокойся.
Тут же ушел и Франц, сославшись на неотложные дела, что, впрочем, не вызвало возражений у государя.
Во дворец Петр явился только к вечеру следующего дня. Евдокия, заглянувшая к нему в комнату, начала причитать:
– Совсем обезумел, стыда у тебя нет. Мало того, что позабыл свою жену, так и о сыне не вспоминаешь. А я уж которую ночь сплю одна, все слезы проплакала, подушки к утру мокрые от слез…
Петр молча слушал ее вопли, но было видно, как покраснело его лицо
Не встречая поддержки и сочувствия в чуждом ей царском доме, Евдокия становилась все более раздражительной, ворчливой и нередко плакала, стоя на коленях перед иконами.
А Петр, чувствуя поддержку матери, практически перестал обращать внимание не только на жену, но и на сына. Мало того, свою Анхен он приводил в царские покои и на ассамблеи, нимало не стесняясь осуждающих взглядов присутствующих.
Особенно недовольны были поведением Петра, да и матери его, давнишние супротивники Нарышкиных – знатные бояре Долгорукие, Матвеевы и другие, близкие к ним семьи.
– Ишь, гулящую девку стал водить в царский дом, – ворчал Михаил Долгорукий.
– Ни стыда, ни совести, – поддерживал его Артамон Матвеев. – А что от них ждать, коли род их происходит от стрелецкой верхушки и от офицеров полков нового строя…
– Вот из-за незнатности рода он и порубил стрельцов-то, – усмехался Михаил.
Петру, естественно, немедля донесли об этих разговорах. В бессилии он скрипел зубами, но что-либо сделать с мощными и многочисленными родами ни он, ни мать не решались.
Анна, замечавшая, как менялся в лице ее поклонник, мягко гладила его по руке и шептала:
– Ты – государь, тебе ли их бояться?
– Она права, – дополнял ее вездесущий Алексашка. – Да и святоши тебе не указ.
– Со святошами тоже разберусь, – ворчал Петр.
В конце концов, глядя на расстроенного Петра, Анна предложила:
– Давай уйдем отсюда. Надоело смотреть на эти угрюмые лица, на их старомодные кафтаны, бородатые морды…
Подхватив свою подругу, молодой государь увел ее в одну из комнат и сразу же повалил на кушетку. В перерывах между ласками он достал из кармана камзола какой-то сверток, завернутый в платок.
– Что это? – спросила Анна.
– А ты разверни, увидишь…
В платке оказался миниатюрный портрет Петра, обрамленный алмазами.
– Какая прелесть! – воскликнула восхищенная девушка. – Это же очень дорогой подарок.
– Тысячу рублей заплатил мастеру, – с гордостью ответил Петр. – Смотри, храни его как зеницу ока, как признание моей любви.
– Я буду носить его возле сердца, – ответила она. – И тогда ты будешь всегда со мной.
– Я скоро уезжаю в Германию, – серьезно сказал Петр. – Что тебе привезти?
– Ты же понимаешь, что нужно женщине, – жеманилась Анна. – Конечно же, самые модные наряды, ботинки, которые сейчас там носят. Не могу же я ходить в лаптях!