Ради любви и чести
Шрифт:
держала его в плену с тех пор, как он потерял жену. Его волосы все еще были
взъерошены, шаги замедлены, плечи согнуты. Я не сомневалась, что он
чувствовал тяжесть осады более тяжело, чем большинство, так как это
именно его глупость привела семью к гибели. Тем не менее, по крайней мере, он пытался что-то сделать, чтобы помочь.
Олдрик вскинул руку, как будто был недоволен Беннетом, затем
повернулся и зашагал прочь, разбрызгивая грязь при каждом шаге.
запустил пальцы в волосы и посмотрел вслед брату. Затем, к моему
большому удивлению, он повернулся и посмотрел прямо на меня. Мое
сердце учащенно забилось, и я выскользнула из поля зрения, прячась за
мерлоном4. Знал ли он, что я наблюдаю за ним? Я прижалась щекой к
холодному камню, смущенная своей слабостью к нему. Почему меня так
волнует, что он делает и как у него дела? Особенно после того, как он был не
совсем честен со мной и смолчал о надвигающейся опасности в Мейдстоуне?
Вздохнув, я подтянула льняную перчатку. Материал был испачкан от
моей ежедневной помощи раненым. Хотя моя горничная чистила перчатки
каждый вечер, они были безнадежно испорчены. Я приберегла лишнюю пару
для ужина и для тех редких случаев, когда мы с бабушкой собирались вместе
с другими женщинами, чтобы составить им компанию. Но большую часть
времени я носила грязные перчатки, и каждый раз, когда я смотрела на них, они напоминали мне о пятне на коже под ними. И о моем собственном
обмане. Как я могла сердиться на Беннета за то, что он мне солгал, если и я с
ним не была до конца честна? Как я могу осуждать его, если сама виновата в
том же?
Я натянула перчатку до локтя и прислонилась к парапету, сползая вниз, пока не оказалась сидящей в облаке юбки, сбившейся в кучу вокруг меня.
Возможно, я ему не лгала. Но я знала, как важна для него красота. Я знала, как он ценит и разбирается в прекрасном. В глубине души я понимала, что он
4 Зубец, то же, что мерлон — выступ, элемент венчающий парапет крепостной стены или башни в
Древности, Средневековье и в Новое время.
поступился своему желанию иметь красивую жену, чтобы смиренно
жениться на мне. И я боялась, что он открыто отвергнет меня, если узнает о
моем недостатке и уродстве. Не потому ли бабушка особенно настаивала, чтобы я не снимала перчатки во время своего визита? Она знала, так же как и
я, что Беннету будет трудно принять меня, если он узнает правду. Даже мой
собственный отец не мог преодолеть брезгливость и полюбить меня.
Со стоном, я закрыла лицо руками. Я не могла испытывать горечь или
недоверие к Беннету за то, что
мой обман был намного серьезнее. Я должна была показать ему свою кожу, когда почувствовала первые признаки влечения. Или хотя бы, когда в его
кабинете предлагала пожениться. Он имел полное право знать, какая я на
самом деле, прежде чем согласиться жениться на мне. А теперь было
слишком поздно. Разве нет?
Я обхватила руками колени и прижала их к груди. Я не могла ему
сказать. Я слишком боялась. Боялась потерять его. Реальность пронзила меня
с поразительной ясностью.
Я люблю его.
Я еще глубже зарылась лицом в руки и задрожала от осознания этого.
Я любила Беннета, как никого другого. Я сама не заметила, как за последний
месяц, проведенный в Мейдстоуне влюбилась в него. Несмотря на все
недоразумения, относительно цели моего визита, я не смогла закрыть свое
сердце и не полюбить его глубоко и сильно. За всеми его недостатками, я
видела хорошего человека, человека, которого я узнала и полюбила, и я
гордилась им.
Я издала мучительный стон и изо всех сил попыталась сдержать
внезапный прилив горячих слез. Это было безнадежно. Теперь я не могла
сказать ему о своем недостатке. Если бы он увидел пятно на моем теле, я бы
не смогла вынести отвращения в его глазах. Зная его доброту, возможно, он
сможет не показать отвращения внешне, но и жалости ко мне в его глазах я
тоже не смогла бы вынести.
Услышав скрип люка, я подняла голову и увидела вползающего
Беннета. Я вытерла щеки, молясь, чтобы ни одна слеза случайно не
выкатилась. Когда он встал и направился ко мне, я выпрямилась, но не стала
вставать. Сегодня на нем не было доспехов. Гладкие щеки и отсутствие грязи
– он привел себя в порядок. Очевидно, он пришел к выводу, что лорд Питт не
собирается возобновлять нападение, а просто хочет выманить нас из замка
голодом.
– Могу я присоединиться к вам? – Спросил он, останавливаясь передо
мной.
Он запыхался и, очевидно, торопился прийти сюда, чтобы
присоединиться ко мне, заметив меня снизу. После трех недель скудной еды
его лицо похудело, глаза измождены. Но в выражении лица была такая
нежность, которой я не могла сопротивляться.
Я кивнула на место рядом со мной:
– Конечно, вы можете присоединиться ко мне. Я обещаю, что не
выцарапаю вам глаза, а потом не заставлю скакать до смерти.
Его улыбка согрела меня больше, чем самые жаркие лучи солнца