Ракета в морг
Шрифт:
— Боже мой! — пробормотал какой-то голос. — Боже мой! — Голос потрясённо дрожал от ужаса и облегчения, но нельзя было ошибиться в принадлежности этих глубоких, округлых звуков.
Маршалл обернулся и уставился на Хилари Фоулкса. Он проследил взгляд Хилари до самой кровоточащей массы, лежавшей в траншее.
— Тогда кто?.. — громко потребовал он.
Ему никто не ответил.
4
Так происходящее стало вечеринкой лейтенанта Маршалла.
Именно Маршалл велел Чантреллу и Картеру никому не позволять
После чего именно Маршалл обратился к остальным, собравшимся в просторной гостиной Чантрелла.
— Полиция, — начал он, — прибудет через пять-десять минут.
— Но, лейтенант, — запротестовал Хилари, — я думал, что вы из полиции.
— В Лос-Анджелесе. А здесь, в Пасадене, я такое же частное лицо. Но частное лицо с профессиональными знаниями и опытом, которые сейчас предоставляю в ваше распоряжение. Потратим время до прибытия ребят из Пасадены, попытавшись разобраться с этим делом.
Он оглядел собравшихся. Теперь они достаточно протрезвели во всех смыслах этого слова. Нельзя было чувствовать себя на вечеринке с триумфальным запуском ракеты. Светское веселье и научный жанр стёрлись внезапным явлением смерти.
Но это была безличная трезвость. Что, впрочем, было вполне естественно. Никто здесь не был знаком с Рансиблом, не считая случайных встреч. Он был статистом, прихлебателем, оруженосцем. Ужасно было видеть его смерть, но она вызывала лишь физическую реакцию; по поводу его ухода не было ни траура, ни личной скорби. А для Хилари и его кузины, может быть, даже для его жены чувство общегчение столь эффективно заглушало любые положенные сожаления о смерти Рансибла, что они выглядели почти ликующими.
Заговорил один из людей из Калтеха.
— Но зачем вообще нужна полиция? Это был в высшей степени трагический несчастный случай, и дознание, несомненно, станет крайне неприятным; но полиция…
— Несчастный случай, ага, — фыркнул Маршалл. — Возможно, газеты читают не все из вас, но большинство всё же должно знать, что недавно имел место ряд покушений на жизнь мистера Фоулкса. Вы также, исходя из собственных наблюдений, можете судить, что мистер Фоулкс и покойник были очень схожего телосложения. Собственно говоря, и миссис Фоулкс, и я, увидев, как тело летит в траншею, сразу подумали, что это её муж. Вот. Думаю, вывод очевиден.
— Бедняга! — вздохнул Хилари, стараясь натянуть поверх облегчения неубедительную маску скорби. — Только подумать, он положил за меня жизнь!
— Невольно, без сомнения; и всё же мистер Фоулкс прав. Яркий свет был сфокусирован на траншее. Мы на краю её стояли в полутьме. А на удивление неэффективный убийца, ранее уже пять раз безуспешно покушавшийся на жизнь мистера Фоулкса, сегодня предпринял шестую, самую впечатляющую и столь же безуспешную попытку.
Вновь последовал вздох облегчения, на сей раз исходивший от
— Почему же, сэр? — потребовал Маршалл.
— Потому что, лейтенант, если это убийство, то не возникнет публичного негодования насчёт опасности экспериментов с ракетами. После прискорбной гибели Валье в 1930 году[78] по всей Германии раздались недальновидные, но яростные требования законодательного запрета всех дальнейших разработок в области ракет. Но в данном случае… Теперь вы понимаете, почему я благодарю Бога, что это убийство.
— Так. Хорошо. Видел кто-нибудь ясно, что произошло? Я знаю, что все мы (кроме одного человека) пристально следили за “Асперой-9”. Убийца знал законы сцены. Я не ожидаю, что кому-нибудь удастся выстроить диаграмму, где находился каждый из вас; но видел ли кто-нибудь какое-либо внезапное движение, которое могло быть смертельным толчком? — Маршалл сделал паузу, мысленно прикусив язык за столь банальное замечание, как его последняя фраза. Тишина. — Хорошо. Я знаю, что вы чувствуете. Вы говорите себе: “В конце концов, я не слишком уверен в том, что видел, и не собираюсь своими догадками посылать человека в газовую камеру”. Но вспомните, что это неуклюжий, безуспешный, разочарованный убийца. Получив возможность, он вновь нанесёт удар. А мы должны убедиться, что ему это никогда не удастся. Так что давайте. Сообщите всё, что может оказаться полезным.
Нерешительно поднялся Мэтт Дункан, похожий на неготового к уроку школьника. Он откинул со лба чёрные волосы, и странная седая прядь среди них словно подчёркивал горечь, выразившуюся во всех чертах его лица.
— Окей, Теренс, — проговорил он.
— Так. Да, Мэтт? Ты видел, кто толкнул Рансибла?
Мэтт громко сглотнул.
— Видел?! Я толкнул его.
Реакцией Кончи стал скорее писк, чем крик. Она протянула вперёд маленькую ручку, словно останавливая признание мужа. Хилари, вскочив с кресла, бубнил что-то про Справедливость и Наконец-то.
Маршалл оборвал его.
— Ты толкнул его, Мэтт? — мягко проговорил он.
— Я ничего не мог поделать. Я стоял позади него. И я на голову выше его… был… так что он мне не мешал. Затем, как только ракета тронулась, меня со всей силы толкнули в спину. Я начал падать вперёд, поэтому вытянул перед собой руки. Ну, вы понимаете… Я толкнул как-его-там. Увидел, как он пошатнулся, а затем полетел прямо, вперёд, туда…
Никто не заметил, как ускользнула Леона, но теперь она возникла позади Мэтта с наполовину налитым стаканом виски.
— Это поможет, — сказала она.
Он сделал глоток и смог удерживать тело неподвижным.
— Спасибо, — кивнул он. — Вот. Я это сделал. Я сознался. Исповедался чистосердечно от и до, согласно воззрениям церкви моей жены. Но я всё же…
— Лейтенант, — потребовал Хилари, — арестуйте этого человека! Резкий толчок в спину, как же! Он боится, что его кто-то ещё видел, и пытается опередить. Арестуйте его, говорю я!
— Прежде всего, — медленно проговорил Маршалл, — я не могу арестовать никого за пределами городской черты Лос-Анджелеса, а несмотря на всю странность её границ, сейчас мы вне их. Кроме того, я верю ему. Продолжай, Мэтт. Можешь рассказать нам об этом толчке ещё что-нибудь?