Расколотый берег
Шрифт:
Старик поднимается с постели и ползет по длинному, застланному жестким ковром коридору.
Полураздетый старик на коленях, кто-то лупит его по щекам, седая голова болтается из стороны в сторону, а тот продолжает лупить, сначала ладонью, потом костяшками пальцев.
Потом его бьют бамбуковой палкой по спине, раз десять.
И вот он падает вперед, ударяется головой о каминную полку…
Кэшин открыл банку консервированного томатного супа, вытряхнул его в кастрюлю, добавил молока. К супу – хлеб с маслом. Зимой у Бургойнов
Надо бы научиться варить хороший суп. Интересно, это очень трудно?
Вспомнилось, как каждый день они садились на автобус и ехали в Кромарти, в школу, с Берном, Джоанни, Крейгом и Фрэнком, все шестеро толкались на заднем сиденье, ихсиденье. По дороге Берн, Барри и Пэт валяли дурака, он доделывал домашнюю работу, близнецы Джоанни и Крейг толкали друг друга и переругивались. Домой возвращались всегда в отличном настроении. Барри, Пэт и Берн сходили раньше, и до конца доезжали только они трое.
Кэшин поставил пиво на стул и почувствовал, что его тянет покурить. Что-то он не заметил, давно ли это началось. Наверное, давно, если он хватается за первую же возможность.
Он принялся вспоминать то утро в «Высотах»: старик в крови, на полу, пахнет кислятиной. Что это был за запах? Убийства так не пахнут. Кровь, моча, дерьмо, перегар, блевотина – вот как пахнут убийства.
Почему порезали картину? Что это может значить?
Он поднялся, нашел в своем блокноте имя Кэрол Гериг. Не прошло и трех секунд, как ему ответил девичий голос:
– Привет, Элис слушает.
Похоже, она была рядом, ждала звонка.
– Кэрол Гериг дома?
– Да-а, – протянула она разочарованно и крикнула: – Мам, тебя!
Что-то зашуршало, затем Кэрол сказала «алло».
– Это Джо Кэшин. Прошу прощения за беспокойство…
– Ничего страшного. Слушаю вас.
– Кэрол, помните разрезанную картину в доме Бургойна?
– Помню, а что? – так же разочарованно, как дочь, произнесла она.
– Она там так и висит?
– Нет. Я попросила Старки снять ее.
– А где она теперь?
– Я ему сказала, чтобы положил в кладовку.
– Где кладовка?
– Рядом с конюшнями. Надо через мастерскую пройти.
– Вас про картину спрашивали?
– Полицейские? Нет. По-моему, нет.
– Как думаете, почему картину порезали?
– Понятия не имею. Кошмарненькая картинка-то. Ну, или тоскливая.
Миссис Маккендрик оказалась дамой за шестьдесят, сухопарой, длинноносой, с седыми, зачесанными назад волосами. На столе у нее стоял компьютер. Слева, на уровне глаз, крепилась подставка с бумагой для записей. Справа в двух контейнерах лежали скрепки, кнопки, карандаши, степлер, дырокол, сургуч.
– Скажите, она не занята сейчас? – спросил Кэшин. – Я всего на несколько минут.
– В этой фирме принято договариваться
Кэшин оглядел сумрачную комнату, оклеенную фотообоями с одинокими водопадами и тучными стадами на зеленых лугах, и почувствовал, что теряет терпение.
– Я не посетитель, – ответил он. – Я из полиции. Может быть, миссис Аддисон решит сама?
Стук по клавишам прекратился. Серые глаза обратились на Кэшина.
– Прошу прощения?
За спиной миссис Маккендрик появилась Сесиль Аддисон.
– В чем дело? – произнесла она. – Входи, Джо.
Кэшин прошел вслед, за Сесиль в ее кабинет. Она подошла к той стене, где располагался камин, оперлась о небольшой книжный шкаф, поерзала – такая худая, что вес ее никак не давил ни на кости, ни на сам этот шкаф.
– Садись, – пригласила она. – Ну что там у тебя?
Он передал ей список.
– Вот, по этим я уже звонил.
Сесиль пробежала глазами по рядам цифр и нахмурилась.
– Да это в основном зарплаты. Вот это… да, членский взнос клуба любителей скачек. Есть такой в Мельбурне, собирает взносы каждый год. Выписка с кредитной карточки… Сейчас-то мизер, не то что раньше… Это… это налог на дом в Северном Мельбурне, на Вуд-стрит. Каждый год выходило все дороже и дороже, не понимаю, чего он так к нему привязался. Там собирались «Товарищи». Я еще оформляла акт о передаче собственности.
– Что за дом?
– Скорее, зал. Сначала там проводились концерты какие-то, постановки. Музыкальные. А потом была штаб-квартира «Товарищей».
Сесиль захлопала по карманам в поисках сигарет. Сегодня они нашлись быстро – в сумке. Она вытащила одну, щелкнула зажигалкой «Ронсон», прикурила, глубоко затянулась, пыхнула серым дымом, зашлась в кашле.
– Расскажите мне о «Товарищах», – попросил ее Кэшин.
– Ну, деньги приходили от Эндрю Бичема. Знаешь, кто это?
– Нет.
– Было время, дед Эндрю владел чуть ли не половиной Сент-Кильды. Бичемов здесь считали настоящими господами. Да еще на той стороне Гамильтона земля была у них. Сейчас-то ее разделили, не помню, на четыре доли или на пять. А тогда к ним даже из королевской семьи приезжали. Аристократы, сэры, голубая кровь… В поло играли.
Сесиль посмотрела на сигарету, повернула руки ладонями вверх, потом вниз.
– Они, Бичемы, в Англии учились, – продолжила она. – Тут им, видите ли, не нравилось. И школы в Мельбурне плохие, и университет так себе. Эндрю ни единого дня в жизни не работал. Знаешь, его ведь наградили Военным крестом. А потом он женился на девушке из семьи Маккатчен, богатой почти как он и вполовину его моложе. Она повесилась в особняке в Готорне, а Бичема в тот же день хватил удар. Половина туловища совсем отнялась – ни ногой, ни рукой не мог шевельнуть. В конце концов он женился на медсестре из больницы. Выждав положенное время, конечно…