Расплата
Шрифт:
Мушни вдруг с силой ощутил и осознал смерть Квирии. И этот внезапный уход, скачок куда-то, в неведомое, был грозен и ужасен.
Он стоял у стены дома и чувствовал себя выбитым из колеи, бессмысленно трепыхающимся в пространстве, наполненном женским плачем. Свести бы счеты с убийцами Квирии, отомстить им без сожаления! Но он так слаб и беспомощен. Болело плечо, хотя не в плече дело. Здесь он всем чужой и не знает, где искать преступников. Никто не просит у него помощи и не нуждается в его сочувствии. Даже милиционеры, толкущиеся здесь, во дворе, не знают, что этот обросший загорелый парень и есть Мушни, которого они ищут. Наверное, они принимают его за пастуха-дагестанца,
— Мы сюда прибыли по другому делу, — услышал Мушни голос толстого милиционера и улыбнулся. Он слышал только обрывки фраз.
— Ночью ребята отправились на поиски, еще не вернулись…
— Трудно в горах человека найти…
— Куда они денутся? Коней-то все равно узнают.
— Да нет, следы мы найдем, но… — Это был опять голос толстяка.
— Кто-то из геологов ранил в ногу начальника, мы за ним приехали. Кто же думал, что пастуха убьют? — Это сказал долговязый, рябой.
— Бедный Квирия.
— Эх, отличный был парень…
Никто не обращал внимания на Мушни. Все говорили о Квирии, все были проникнуты жаждой мести. Мушни стоял неподалеку от милиционеров и думал: знай они, кто я, задержали бы немедленно. Собственная дерзость доставляла ему странное удовольствие. Он радовался избавлению от страха и, забавляясь, дразнил судьбу. Он, конечно, не собирался открывать милиции свои имя и фамилию, но и уходить пока не думал. Мушни снова увидел Тапло, она разговаривала с каким-то ладным мужчиной, которого Мушни прежде не замечал.
«Может, это и есть жених? — подумал он. — А таких знакомых, как я, у нее небось целая куча».
Милиционеры строили планы на завтрашний день.
— Сегодня уже поздно. Завтра с утра поднимемся на пастбища. Никуда он от нас не уйдет…
«Это мы еще посмотрим», — насмешливо подумал Мушни и, обогнув дом, стал спускаться к реке. Непонятная обида теснилась в сердце. На кого и почему? Он не знал и не задумывался над этим. Смотрел на быструю пенистую реку, зажатую крутобокими горами, не воспринимая окружающей красоты. Мушни увидел седого великана, с которым познакомился в тот же день, что и с Квирией. Гота сидел на пеньке, одинокий и угрюмый. Мушни вдруг страстно захотелось подойти и заговорить с этим человеком: как будто та возможность, которая угасла со смертью Квирии, могла возродиться иным путем, но кто знает, помнит ли его Гота? Внутреннее чутье подсказывало Мушни, что перед ним добрый и отзывчивый человек. На приветствие он ответил слабым кивком, выдающим глубокую скорбь. Мушни понял, что Гота сразу узнал его и даже как будто обрадовался ему. Сам он с нескрываемым расположением смотрел на могучие плечи седого великана, на его огромные руки, бессильно лежавшие на коленях, и чувствовал, что может держаться с ним просто и откровенно.
Мушни стал расспрашивать о подробностях гибели Квирии. И Гота отвечал ему, как близкому, как другу. Рассказал почти то же самое, что Мушни уже знал от людей, но Мушни все равно слушал очень внимательно и жалел, что Квирия не знает и уже не узнает, как горюют по нему односельчане. Квирия умер, так и не узнав, как привязался к нему Мушни, с первой встречи, с первого взгляда.
— Хороший был парень, — вздохнул
— Еще бы! Мы ведь с ним побратимами были. — Схватившись за голову, Гота добавил: — У меня на руках умер…
Гота вместе с Квирией был в ночном, когда бандиты увели коней.
— Поздно услыхали, не успели помочь, — сокрушался он.
— Никуда они не денутся, — сказал Мушни, — только Квирии это не поможет. Вон милиционеры прибыли, займутся ими…
— Да ну их, — махнул рукой Гота, — утром я сам отправлюсь на поиски, и пока не найду…
Со двора снова донесся плач, отчаянный, горький. Мушни испытующе посмотрел на великана.
— Один пойдешь? — спросил он погодя.
— Один.
И вдруг новая мысль молнией сверкнула в мозгу, и, едва успев додумать ее, Мушни поспешил высказаться:
— Если я не помешаю… Если можно… Возьми меня с собой.
Гота поднял голову и посмотрел на Мушни внимательно и испытующе, как смотрят фотографы на своих клиентов.
— Возьму! — уверенно решил он.
— Где мне ждать? — спросил Мушни.
— Где хочешь.
— Тогда я чуть свет буду на аэродроме.
— Ладно, — согласился Гота и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: — Слушай, парень, я же твое имя забыл.
— Мушни!
11
Когда улеглось первоначальное смятение и все так или иначе свыклись, смирились с гибелью Квирии, оказалось, что надо позаботиться о похоронах. Женщины увели жену и бабушку Квирии отдохнуть. Мужчины вместе с Готой куда-то ушли. Милиционеры обосновались у соседей, где их потчевали водкой. Мушни остался один в опустевшем дворе и не знал, куда деваться. Он совсем не думал о том, что с ним будет завтра. Знал, что пойдет в горы и будет преследовать убийц Квирии. Смятение мешало ему сосредоточиться. В голове путались обрывки мыслей, смутные образы и воспоминания. Мушни, казалось, не замечал, как спускаются сумерки, как скрывается за хребтом вечернее солнце. От водки, выпитой днем с Готой, пересохло во рту, и он решил пойти в столовую и выпить чего-нибудь у знакомого буфетчика. Выходя со двора, небритый, помрачневший, заложив больную руку за пазуху, хотя она уже не так болела, он в воротах столкнулся с Тапло.
— Что ты тут делаешь? — спросила она. Мушни пожал плечами.
— Милиционеров видел? — снова спросила Тапло.
— Видел.
— И что же?
— Ничего.
— Ты что, не знаешь, что они за тобой приехали?! Встал рядышком, как брат родной. Они спрашивали про тебя. Твое счастье, что никто тебя здесь не знает…
Мушни с радостью отметил, что Тапло тревожится за него.
— Хорошо. Я уйду. — Он покорно пошел по тропке, ставшей за эти два дня совсем привычкой. Тапло молча проводила его до конца деревни.
— Что ты будешь делать? — спросила она, когда они остановились.
— За меня не волнуйся, — улыбнулся Мушни. — Если б не гибель Квирии, ты меня здесь больше не увидела бы.
Она только махнула рукой. Печаль делала ее еще краше. Мушни впервые видел Тапло такой и с доброй улыбкой всматривался в изменившееся лицо. Настроение Тапло было знакомо ему и понятно, оно-то и делало ее особенно близкой. И потом, так сильно она еще никогда не нравилась ему. Ее черные большие глаза, высокие круглые брови, маленький сочный рот и голос — сильный, твердый, но в то же время женственный и ласкающий — влекли его невероятно и заставляли забывать обо всем на свете. Было очень жаль, что он ничем не связан с этой девушкой, что расстается с ней и, наверно, никогда больше ее не увидит.