Рассказ-приквел к Кровавому закону
Шрифт:
— Я не смеялся, — заверил его Лекс.
— Ага, я так и понял. Ну что, доволен?
— Да… неловкая ситуация. Может, поговоришь с этой девчонкой?
— О чем?!
— Ну… скажи, что так и было задумано.
— Знаешь, ты худший в мире советчик.
— Ну, раз такой вариант тебя не устраивает, есть только один способ, — печально вздохнул Лекс.
— Убить ее? — с надеждой предположил Ринслер.
— Нет, просто притворись мертвым!
— Чего?!
Лекс со смехом подошел к своему другу и, по-дружески положив ему на плечи руку, потянул к выходу.
— Ну,
— Теперь я понимаю, почему у тебя за Песчаной Завесой не было девушки, — вздохнул Ринслер, понаблюдав за эпичной картиной „я сошел с ума, прирежьте, чтоб не мучился“, — в тебя может влюбиться только полная идиотка.
В этот раз Бои прошли довольно скучно. Для Песчаников, конечно. Новеньких давно не было, а оставшиеся противники были слишком сильны, чтобы сдаваться. Естественно, терять таких воинов никто не хотел, поэтому Хозяин останавливал бой ровно в тот момент, когда человек находился на последнем издыхании, словно четко ощущал грань дозволенных ударов.
После этих кровавых зрелищ, Лекс с Ринслером завалились в барак в конец измотанными. Мужчины, не сговариваясь, сразу же улеглись на свои койки, мечтая только об одном: уснуть. Уснуть и больше никогда не вспоминать об этой бойне. С этой мыслью Ринслер засыпал каждый раз, теша свое сознание припрятанной бутылочкой виски, удачно украденной из кабинета их начальника — главного среди воинов-людей.
Без алкоголя в этом аду не выжить.
Психика просто не выдержит.
Мужчина давно привык заставлять себя спать. За Песчаной Завесой у Перводружинников была тяжелая служба, что бы там кто ни говорил. В какой-то момент Ринслер понял, что научился спать на ходу. Вернее, на бегу. Это выработалось как-то само собой и сейчас очень играло на руку, чтобы засыпать без лишних, разъедающих мозг мыслей.
Проснулся мужчина от странных вздохов где-то совсем рядом. Ринслер всегда спал очень чутко и просыпался быстро, сразу заставляя себя думать в полную силу и быстро оценивать ситуацию. На этот раз ситуация вышла катастрофически ужасная. Стоило мужчине ее оценить, как захотелось лечь обратно и последовать глупому совету Лекса — притвориться мертвым.
„Странные вздохи“ исходили от ошарашенных воинов, наблюдавших за продвигающейся вдоль рядов двухъярусных кроватей „лапочкой“. Такое было запрещено, ни одна из них не могла зайти в барак. Оставалось только гадать, что такого она могла сказать Песчаникам на входе, чтобы ее впустили.
Ринслер успел даже вспомнить какую-то глупую молитву Берегиням, попросив их, чтобы „лапочка“ обошла его койку стороной, и пообещал взамен не прелюбодействовать и не пить. Подумал немного и взял свои слова обратно, вместо этого пообещав только не прелюбодействовать. Но в который раз убедился, что все Старейшины, не кто иные, как старые прокуренные шарлатаны, прислуживающие своей больной фантазии, а не Берегиням. Потому что не было на свете никаких Берегинь.
Эва остановилась прямо напротив
— Чего тебе? — недружелюбно спросил он.
Находясь на верхней полке, Ринслер ощущал себя буквально царем, к которому явилась его подданная.
— Вернуть кое-что хочу, — не обращая внимания на десятки пар глаз, уставившихся на не нее в немом изумлении, нагло сказала „лапочка“.
— Что бы это ни было, оставь себе, — буркнул мужчина, переворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть зеленых глаз, в которых плясали дьявольские огоньки.
— Мне это не нужно. Она воняет, — громко сказала Эва и, совершенно не смущаясь, стянула с себя мужскую рубашку.
По всем бараку пронесся единогласный вздох.
Ринслер все-таки повернул голову (любопытство, что б его!), окинул фигурку девушки отрешенным взглядом и повторил:
— Оставь себе.
Платье на Эве все же было, правда, достаточно прозрачное, как и положено „лапочкам“. А вот рубашка Ринслеру и впрямь была не нужна, он себе уже новую раздобыл.
— Я же говорю, она воняет! — На весь барак заявила Эва и почти сразу же получила в ответ гогот особо веселых воинов.
Девушка стояла неподвижно, вытянув вперед руку, на которой висела мужская рубашка.
Ринслер вдруг увидел за спиной девчонки Лекса, который красноречиво сжимал свое горло и выпучивал глаза, намекая, что пора переходить к беспроигрышному варианту. Воины, стоявшие рядом с мужчиной, удивленно делали шаг назад, не понимая, что это за новый вид эпилепсии.
Немного подумав, Ринслер решил, что не так уж плох совет притвориться мертвым. Мужчина вздохнул и растянулся на своей постели, сложив руки на груди, словно был уже в гробу. Эва возмущенно выдала еще парочку каких-то каверзных шуток, но поняв, что ее слова не возымели должного эффекта, подошла прямиком к мужчине и огрела его по ногам его же рубашкой.
Ринслер не подавал признаков жизни.
После такой вопиющей наглости его отлупили ни в чем не повинной одеждой буквально по всему телу, даже голове досталось, но мужчина упорно делал вид, что давно мертв.
В конце концов, Эва сдалась. Треснула дурацкое тело в последний — и между прочим, самый сильный — раз, и, оставив рубашку на мужчине, вышла из барака.
Лекс, которому просто чудесным образом повезло встать на несколько минут раньше того момента, когда девчонка посетила их скромную обитель, подошел к своему другу.
— Это вызов, — сообщил он Ринслеру.
— Скажи, — не открывая глаз, возмутился „труп“, — вот за что мне это?!
— За грехи? — предположил Лекс.
— Я даже не представляю, что я такого мог сделать, что мне в наказание ниспослали ее!
Эва зашла в ненавистную комнату „лапочек“ совершенно расстроенной. Ей хотелось немного поиздеваться, а заодно и проучить гадкого типа с мерзким именем Ринслер, но получилось, что унизила саму себя. Вернее, предстала полной дурой перед целым скопищем мужиков. Ну и чего лезла, спрашивается?