Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
– Спасибо. – Я понимаю, конечно, что сначала нужно покормить, но не могу остановиться. – Все тебя любят! Уважают тебя все! И сотрудница твоя рыдает принародно. Хочет работать с полной самоотдачей!
Тигр шевельнул правым ухом и мяукнул:
– Рыбка какая нежная…
– Нет, мне непонятно! – Я выжимаю лимон над его тарелкой. – Кто спас нашу семью? Ты или Олин муж?
Вилочка повисла в воздухе и отлетела в центр стола. Антон покраснел:
– Когда же я уволю эту хренову кладовщицу…
– А зачем увольнять
Он переключился на форель и сказал, понизив голос:
– Мне неприятна эта тема.
А надо было гаркнуть как следует. «Мне неприятна эта тема!!! Твою мать!» И кулаком по столу. Но он сказал, как на пресс-конференции, «без комментариев», и я продолжила метать в него дротики:
– Конечно, такой облом! И новая машина не помогла… И новый уровень…
– Я пришел домой отдохнуть. – Кусочки падали у него с вилки. – Спасибо! Успокоили!
– А зачем ты вообще мне тогда говорил про Олю? Не надо меня информировать! Я тебе про своих мужиков не рассказывала!
– А вот это вот правильно! Слишком долгий будет рассказ! – Он хохотнул, потом поглядел на бутылку вина, на рыбку, взял трагическую ноту и с чувством продолжил: – Мое сердце! Мои нервы, разбитые на работе! Вы думаете, деньги с неба валятся? Что ж мне так с семьей-то не повезло! Что ж я не геолог! Жил бы в палатке.
– И отдай мое вино. – Я поставила бутылку у своей тарелки.
– И вообще… – Он упустил бутылочку и развел руками. – Это не мой уровень. Не может запомнить элементарные вещи. Нет, пожалуй, я не смогу смириться с тем, что баба дура. Даже… если она красивая…
– И новая! – Я подлила себе еще, а его продинамила.
– Ты живешь со мной уже десять лет и до сих пор сомневаешься. Почему?
– Потому что я живу с тобой уже десять лет!
– Если бы я хотел с ней поехать, я отпустил бы ее на больничный, ты бы ничего и не узнала, – он снова посягнул на мое бордо.
– Ага! Продумал варианты! – Я его опередила и сцапала винчик.
– А сама! – Он наконец-то заорал на меня, как положено. – Где ты шлялась после обеда? Я знаю! Твоей машины не было на парковке. Ты сдала детей на площадку и шалавилась! Сын мне все рассказал!
– Смотри! – Я показываю ему свои ножки и ручки с ядреным красным лаком.
– Ты хочешь сказать, что такая ерунда занимает три часа? Говори правду! С кем встречалась?
– Ты что?! – Мне становится весело, чувствую, он затеял какую-то игру. – Хватит… Считай, что я посмеялась. Ха-ха-ха! Давай выпьем.
– Я знаю! – он зарычал абсолютно серьезно. – Ты встречалась с первым встречным и занималась сексом в извращенной форме. Говори! К каким армянам ты каталась?
– Все! – говорю. – Меня это уже утомляет!
– Да! – Антон выставил подбородок. – Так вот и меня это уже утомляет! Ты теперь понимаешь, как я себя чувствую?!
Я выскочила из-за стола. Тигр схватил
– И нечего лезть ко мне! Со всякой фигней!
Я типичный невротик. Мой эгоцентризм переходит все границы. Кротость и смирение для меня так же недоступны, как тангенс и котангенс. Таких, как я, надо лупить вожжами. С нами нельзя дружить, с нами невозможно договориться, нам нельзя ничего объяснять. Своевольных баб нужно учить, как щенков, – на лакомство или носом в лужу.
Он природы мы прекрасно знаем: мужчина – царь. Мы сажаем его на трон и целуем ему ноги, но при первой же возможности свергаем с престола. И поэтому я завизжала и швырнула в Антона бокал.
– Ах, так! Ты меня решил воспитывать!
Он стоял в окровавленной рубашке. Секунду стоял – а потом схватил меня и потащил в спальню. Придавил и хрипит:
– Когда ты прекратишь пить мою кровь?!
– Иди и соблазняй! Иди! Только не надо уничтожать меня! Каждый день! Убивать своей кривой рожей!
– Я тебе последний раз говорю. Мне эта девка не нужна. Я с ней не спал и спать не буду. Тебе ясно?
– Мне плевать! – Я вцепилась новыми красными ногтями в его спину. – Я тебя ненавижу!
– Что ты от меня добиваешься? – Он придавил меня намертво. – Что тебе надо от меня?! Стерва!!!
– Ты меня не любишь!
– Это я тебя не люблю?! – Он схватил меня за горло. – Я убью тебя!
Все это время в доме было подозрительно тихо. Выглядываем – дети играют в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Открыли шкафы – и все оттуда на пол. Максик развалился на диване, лениво махнул мне хвостом.
– Мам, смотри.
Сын поставил маленькую на ножки. Она отпустила руки и сделала шаг.
– Пошла! Сама пошла!
Максик оторвал голову от подушки. Зевнул, посмотрел на меня как философ. «В холодильнике, – он сказал, – лежат две маленькие сосисочки. Не дай бог, их кто-нибудь сожрет!»
33. Чао!
Чудеса! По утрам, когда пуританка Марь Ляксевна на работе, Антон приходит в мою спальню, садится на мою кровать, играет моими волосами. На подносе появляются два кофе, сыр и конфеты. Это мама заходит поболтать.
– Не завидую я вам, не завидую, – говорит, – журналистика – такая мерзкая профессия. Брехня, беготня и нищета.
– Ничего, – отвечает Антон, а сам целует мои пальцы, – нам нравится.
– А уж сколько их перестреляли в последнее время… Да разве в нашей стране дадут варюшку раскрыть!
– Ну… к этому тоже нужно быть готовым, – Антон запивает сыр кофеечком и гладит мои спутанные волосы, – информационные войны в любой момент могут превратиться в настоящие…
Я валяюсь у него на коленках и думаю: «Куда бы нам сегодня прогульнуться?»