Разомкнутый круг
Шрифт:
– Чем разжился?
– Маленьким кусочком сала, ваше благородие!
– Видел я мешок у тебя за плечами… Поделись «маленьким кусочком» с другими…
«Как же! – думал тот, припрятывая подальше приличный кус. – А ежели я бабу уговорю, тоже с другими делиться? Хренушки! Да через день самому есть нечего станет… вот сальцо и сгодится, – возмущался Степан. – Да за пласт сала у хохлов из соседнего взвода что угодно выменяю, окромя горилки, конечно!»
4
– Все ясно! – рассуждали офицеры. – Барклай и на этот раз не хочет давать генерального сражения.
Навстречу им двигались войска.
– Чего вытворяет?! – возмущался действиями главнокомандующего Оболенский. – В игры, что ли, играет? Словно колоду карт тасует! Чьи будете? – И узнав, что это корпус генерала Багговута, позавидовал им: – Везет же людям! С часу на час в дело вступят…
«Перевестись, что ли, из гвардии?» – подумал он, услыхав артиллерийскую канонаду в направлении Смоленска.
– Похоже, француз бьет! – определил князь и оказался прав.
Наполеон приказал подвезти к стенам города осадные орудия и бомбить Смоленск.
Французская пехота в это время неоднократно бросалась штурмовать стены, но солдаты генерала Дохтурова крепко держали оборону, сменив уставшие, прокопченные порохом полки Раевского.
Багговут остановился на правом берегу Днепра. Отсюда как на ладони виден был Смоленск, окруженный каменной зубчатой стеной, построенной еще при Борисе Годунове. Стены прорезаны двумя воротами – одни ведут на дорогу к Красному, другие – на Мстиславль и Москву.
Наступившая ночь освещалась всполохами пламени – весь город горел, и вдруг среди этого ада раздался торжественный благовест в соборе, и тут же откликнулись колокола других церквей, призывая ко всенощной накануне великого праздника Преображения Господня.
И русский народ, крестясь и надеясь, со всех сторон потянулся на этот звон, ища успокоения и благодати Божией.
А вокруг рвались ядра и гранаты, свистели пули, падали пораженные люди, и огонь… огонь… огонь… куда ни кинешь взгляд – огонь… и колокольный звон!
Грохот пушек и звон колоколов!.. Грохот… и Звон… Пушек… и Колоколов…
Это переплетение земного и небесного поражало странной своею взаимосвязью: Греховного и Святого, Добра и Зла, Жизни и Смерти! И огонь… огонь… огонь…
Бой постепенно затихал, но огонь безжалостно уничтожал старинный русский город.
– Кажись, на этот раз остановим француза, – рассуждали, укладываясь спать, солдаты.
Офицеры, выставив часовых, тоже говорили об этом.
Только они собрались лечь, как услышали голос проезжавшего мимо ординарца командующего:
– Господа! Отступаем!
Юный прапорщик после этих слов чуть было безвинно
– Куда?! Неужели, опять… Да мы положили тыщ двадцать французов… Пошутил, быть может, офицер?
Но вскоре пришли подтверждение команды и приказ строиться.
С развернутыми знаменами и барабанным боем входила в Смоленск французская армия, рассчитывая здесь отдохнуть и отъесться.
Никто не встречал Наполеона с ключами. Лишь трупы лежали у домов и церквей, и едкий черный дым, поднимаясь к небу, приветствовал завоевателей.
«И здесь не воплотится мой лозунг о женщинах», – подумал Мюрат, ехавший за Наполеоном. Такая война начинала ему надоедать. В ней не было красоты, романтики и женщин… Лишь кровь, грязь и трупы!
– Может даже, зазимуем здесь, – буркнул через плечо Наполеон, недовольно разглядывая город.
«Опять нечем будет снабжать армию… Мой транспорт с продовольствием приспособлен для европейских трактов и коротких расстояний, а не для этих, с позволения сказать, дорог и бесконечных пространств.
Русская страна никогда не кончится. Сколько лошадей пало на каждой версте этой разбитой дороги?
А где взять запасных? Оставшихся нечем подковывать – нет ни гвоздей, ни железа, чтоб сделать подкову.
Мои солдаты выдержат всё! И усталость, и голод, но кони не имеют патриотизма, поэтому их нельзя заставить голодать.
Моя армия составлена так, что одно движение поддерживает ее. Во главе ее можно идти вперед, но не останавливаться и не отступать, это армия нападения, а не защиты.
Нет! Зимовать здесь не будем, – решил он. – Немного отдохнем и на Москву».
– Мюрат! – негромко произнес Бонапарт, и Неаполитанский король тут же поравнялся с ним. – Со своею конницей перережешь русской армии дорогу к Москве. Да не так, как генералу Неверовскому, – уколол он своего шурина, подумав, что это сделает его более боевым и азартным.
Русские войска к восьми утра 6 августа вышли на большую Московскую дорогу и быстрым маршем стали удаляться от Смоленска.
Мюрат со своей конницей не думал встретить неприятеля, но неожиданно его передовой полк был обстрелян.
«Замечательно!» – обрадовался Неаполитанский король, обмахиваясь шляпой с широченными полями.
Весь штаб, по обыкновению следовавший за Мюратом, блаженствовал от свежего ветерка, который производила шляпа их начальника.
«На этот раз я восстановлю свою честь!»
– Занять возвышенность артиллерией и бомбить русских! – приказал он.
Генерал Павел Тучков, егеря которого и обстреляли кавалерию Мюрата, приказал им сжечь мост на Строгани, лишь только они переберутся через него, и занять более высокую Валутину гору.