Разомкнутый круг
Шрифт:
Хохлы, не разобравшись толком, кого обозвали, мигом налили наиглавнейшему своему командиру стаканчик.
– Вот это дело другое! – проглотив жидкость и занюхивая огурцом, крякнул вахмистр.
Тем временем за другой частью так пригодившегося кабанчика расположились в палатке Рубанов и князь Голицын.
Вечерело. Заросшие камышом берега речушки стабильно поставляли комаров. Максим приказал разжечь рядом со входом небольшой костерок и бросать в него зеленые ветки для дыма.
Однако мужественные насекомые
– Жена с сыном в деревне. А деревня, слава Богу, весьма далеко от Москвы.
– Да какая разница, далеко или близко… Француз до Москвы не дойдет. Моя матушка в монастыре под Москвой. Что же монахиням теперь бегством спасаться?
– Первопрестольную, конечно, не отдадим, но до ее стен отступить можем.
– Как это, до ее стен? Теперь же Кутузов главнокомандующий.
Армия оставила Царево Займище и стала отходить на восток. Квартирмейстеры во главе с генералом Беннигсеном выбрали позицию для генерального сражения, а Кутузов ее утвердил.
Позиция находилась в 12 верстах от Можайска у деревни Бородино, принадлежавшей в то время господам Давыдовым.
Утром 22 августа русские полки расположились на берегу речушки Колочи и активно принялись обживать опустевшие деревни.
Главнокомандующий со своим штабом проехал Бородино, сделал остановку в деревеньке Горки и проследовал далее, обосновавшись в селе Татариново. Михаил Илларионович поместился в пустовавшем господском доме, тут же велев укреплять позицию, начал расставлять войска.
Конногвардейцы и кавалергарды обосновались в деревушке Михайловское. Хохлы сразу побежали исследовать огороды.
На правом крыле русских позиций главнокомандующий поставил 1-ю армию Барклая де Толли.
Левое крыло занимала 2-я армия Багратиона, и там срочно стали возводить земляные укрепления в форме угла, получившие название – Багратионовы флеши.
Еще левее находился корпус генерала Тучкова.
На другой день граф Марков привел из Москвы ополчение. Вместо знамен над их рядами реяли хоругви.
Увидев бородачей в серых кафтанах, вооруженных пиками, Шалфеев, покуражившись для начала: – Зимы не слыхать, а вы приперлись лед колоть! – побежал выяснять, чем можно разжиться.
Но обидевшиеся на зубоскала мужики послали его на «хутор, бабочек ловить». Ростом они были пониже кирасира, но до того коренастые и крепкие, что Шалфеев решил оставить грубость без последствий. К его зависти, миролюбивые хохлы сумели выменять у рыжего мужика приличный шматок сала на спертые где-то порты.
Вместе с московским ополчением прибыл Нарышкин. С превеликим трудом отыскал он маленький домишко с подслеповатым окошком, в котором ютились друзья.
На его вопрос: «Как дела?» удивленные и обрадованные
– Ну, тебя моя кузина и раскормила! – отстранив от себя гостя, произнес Оболенский. – Но ничего, похудеешь! – пообещал он.
– Плохо ли ему естся у московского градоначальника?! – не преминул съязвить Максим.
– Да. Это вам не по полям от французов бегать! – тут же отдарился Нарышкин и, улыбнувшись, протянул князю Григорию пухлый кошель. – Пап`a прислал.
– Куда мне их здесь тратить? – взвесив на руке подарок, небрежно бросил его на стол князь.
– А я, господа, назначен адъютантом к Кутузову, упросил Ростопчина…
– Ну, как там Москва? Как кузина? – взгромоздился на перевернутую бочку из-под огурцов Оболенский. – Располагайтесь, господа! – радушно указал на два бочонка из-под капусты.
– Мебель у вас что надо! – похвалил Серж, осторожно усаживаясь на подстеленный платок, – лосины и колет его сверкали белизной.
Максим, не жалея грязных серых рейтузов, плюхнулся на бочку, с удовольствием разглядывая графа.
– Москва пока на месте. А кузина жива-здорова и велела вас целовать… но перебьетесь, – переменил тему граф. – Вот бы я ей похвалился, ежели бы художник Кипренский нарисовал меня на этом кресле. – Осторожно постучал ботфортом по бочке.
– Смотри, рассыпется! – предостерег Максим. – Ну, давай скорее выкладывай свежие московские сплетни, – с обожанием поглядел на друга.
– Какие у нас сплетни?.. Дворянство из Москвы разъезжается… Карет не хватает… За пятьдесят верст – триста рублей платят.
Апраксины уехали в свое поместье в Орловскую губернию, Толстые – в Симбирск.
Простой народ пока верит Ростопчину, а тот в своих афишах уверяет, что Первопрестольной опасность не угрожает.
Все зависит от нас, господа… Но жена и родители тоже уехали в имение. Чиновники целыми семействами бегут.
Кстати, это о них Ростопчин написал Кутузову, что Москву покидают женщины и ученая тварь!.. В результате город становится просторнее и чище. Оболенский от смеха расшатал бочку и, видимо, прищемил кожу. Вскочив, он потер зад.
– Кстати, о бочках, господа! – развеселился Нарышкин. – В Москве недавно поймали шпиона – немца Шмидта, который обещал посредством наполненных горючими веществами шаров сжечь всю армию Наполеона.
– Ну дает! – поразился Рубанов.
– Да, да, господа! На это предприятие он собирал с доверчивых москвичей деньги…
Так вот… Когда его привели к Ростопчину, тот повелел наполнить бочку смолой и посадить на нее дрожащего афериста, угрожая самолично поднести факел.
«Ах ты, каин баварский! Рвань собачья! – ревел он. – По-твоему, армия России не нужна?.. Ты один с Бонапартой сладишь?»