Развод. Он влюбился
Шрифт:
— Лен, — он в сердцах хлопнул ладонью по периллам и развернулся ко мне лицом, — ты думаешь, мне просто?
— Как у тебя только наглости хватает, говорить такое! После всего, что натворил? После того, что мы видели своими собственными глазами? Не просто ему… — я негодующе всплеснула руками, — обалдеть.
— Лен…
— Что, Лен? Хочешь сказать, что я не права? Или что-то не так поняла? Ты предал меня. Предал дочь. Предал семью, — холодно чеканила я, — Предал наш дом, который мы с тобой строили с нуля. Разрушил всю нашу жизнь, забравшись
— Она не проститутка, — сквозь зубы процедил мой муж.
— Да? А кто же она? — поинтересовалась я, ожидая каких угодно слов, но только не того, что Алексей поднимет на меня серьезный взгляд и уверенно скажет:
— Женщина, которую я люблю.
— Кто-кто? — Переспросила я, склонив голову на бок и приложив ладонь к уху.
Мне ведь послышалось? Почудилось будто мужчина, с которым столько лет прожили душа в душу, вдруг словил приступ безумия и сказал, что любит подругу дочери.
— Не притворяйся, Лен. Ты все прекрасно поняла с первого раза.
— Я ни черта не поняла, Жданов! Вот просто ни-чер-та! У меня все это в голове не укладывается. Как муж, которому всю жизнь доверяла, как самой себе, вдруг оказался мало того, что подлым изменщиком, так еще и говорит о какой-то внезапной любви.
— Так бывает, — тихо казал он и отвернулся.
А у меня будто разом все силы испарились. Смотрела на его спину, плечи, на усталую макушку и не могла понять, как мы с ним оказались в этом месте, в этой ситуации.
Не было ни предпосылок, ни напряженных моментов, не того угнетающего непонимания, которое подталкивает семьи к развалу. Не было угнетающего быта и тотального охлаждения в постели. Ничего не было!
Почему же тогда…
Я с сипом втянула воздух в легкие.
А, может, это у меня только было все хорошо? А он все эти годы шел домой через силу, просто потому что надо было идти?
Нет. Я бы почувствовала. Может, позволила бы себе обманываться день, два, неделю, но мне бы это быстро надоело. Я не их тех, кто с упоением носит розовые очки и цепляется за воздушные замки.
Все было нормально. Не хуже и не лучше, чем у других, со своими трудностями, суетой, но нормально. А теперь между нами будто разверзлась пропасть, и с каждой секундой человек, который был самым родным и близким, стремительно от меня удалялся.
Не видела его всего два дня и уже казалось, что он не так двигался, не так смотрел, не так говорил.
А, может, и не казалось? Может, он и правда уже другой, потому что…не мой?
— И как же это ты так быстро успел влюбиться? Сколько она у нас пробыла, прежде чем залезла к тебе в штаны? Два с половиной дня? И этого времени оказалось достаточно, чтобы твое сердце наполнилось искренней любовью?
— Более чем!
Он не сомневался! Алексей говорил это так спокойно и уверенно, что мне становилось страшно.
Неужели можно вот так легко, всего за пару дней забыть о своих клятвах, о прежних чувствах?
— Ты случайно не спутал любовь с банальной похотью? Увидел молодое привлекательное тело и все, мозг стек ниже пояса. Вот в это я запросто могу поверить.
— Это не похоть, — упрямо повторил он, — и да, у нее обалденно тело.
— Я помню, как ты на него таращился с балкончика, — меня снова передернуло от. Отвращения. — Аж домой пораньше прискакал, чтобы не пропустить самое интересное. Дело ведь в этом, а не в том, что в офисе якобы воняло краской?
У него покраснели уши – главный признак того, что попался на вранье.
— Какая разница? — тут же огрызнулся Алексей.
— Большая! Я просто пытаюсь понять уровень твоей наглости. Развалиться на балконе, попивать чаек и таращиться на чужую жопу, когда рядом дочь – это уже верх цинизма, тебе так не кажется?
— Что ты хочешь от меня услышать? Что мне стыдно? Мне стыдно! Довольна?
— Тебе стыдно из-за того, что натворил? Или из-за того, что облажался и мы увидели твои потуги не сексуальном поприще?
Он порывисто обернулся:
— Да пойми ты! Я влюбился! Вот здесь, — кулаком постучал по груди, — полыхает! У меня чувства настоящие!
— А ко мне, значит, были искусственные?
— И к тебе настоящие. Были! Но столько лет прошло… Мы давно уже просто плывем по течению. Я был уверен, что вот это, — широким жестом обводит дом, — мой предел, но теперь…теперь я ожил!
Он ожил, а я умирала. Разве это справедливо?
— А как же дочь? Ты о ней подумал, когда тащил в койку ее подругу. Представляешь, каково ей? Знать, что любимый отец предал?
Он смутился, а потом твердо сказал:
— Дети имеют свойство вырастать. Только дурак будет ради них отказываться от своей любви. Когда-нибудь она меня поймет.
— Даже так, — протянула я, едва стоя на ногах, — так сильно увлекся, что и на Дашку плевать?
— Я не говорил, что мне плевать! Просто…просто я выбираю чувства. Ты не представляешь, какое это чудо в таком возрасте снова ощутить, как неистово колотится за ребрами! Это подарок судьбы.
Вот как так? Ему в подарок новая любовь, а мне растоптанное в хлам сердце? Разве это справедливо?
— Я, конечно, раза за тебя. Но не от всей души.
— Я знаю, что ты обижена, и не рассчитываю на прощение, но понять-то по-человечески ты можешь.
— Не могу, Жданов. И не хочу. Ты только что сказал, что тебе пофигу не только на меня, но и на дочь, которая тебя боготворит.
— Мне не пофигу! Не выворачивай мои слова наизнанку! Я хочу общаться с Дашей, но только при условии, что не будет скандалов и истерик.
Я посмотрела на него удивленно и, скрывая недоумения:
— А ты случайно не оборзел? Собрался ставить условия родной дочери, после того как она тебя верхом на подруге увидела? Мол, или заткнись и принимай все как есть, или вали на хрен и не мешай моей новой счастливой жизни? Так, Жданов?