Развод. Он влюбился
Шрифт:
— Девушка, все в порядке?
— Нет, — беззвучно прошелестела я, прижимая руку к груди.
Я бы не удивилась, случись в этот момент сердечный приступ. Сердце билось с перебоями, то замирало, пропуская удары, то неслось вскачь, в ушах шумело, а рот наполнился горечью.
Я буквально выпала из подъезда и, спотыкаясь словно зомби, поковыляла прочь. В соседнем дворе стояла лавочка, на нее я и опустилась, сжавшись в комочек. Не было сил даже рыдать, просто слезы текли по щекам. И в голове крутилась лишь одна мысль: домой, хочу домой.
Вернуться сразу я не
Под вечер пошел дождь. Я шла пешком, прямо по лужам, сырая до трусов и несчастная. И с каждым шагом становилось все больнее в груди, и когда впереди замаячил темный остов родного дома, я уже была едва жива.
Калитка с привычным тихим скрипом пустила меня во двор. Здесь тоже было пусто и некрасиво. Потоки с небес лупили по водной глади бассейна и по плитке, выстилавшей дорожки, кусты недовольно шелестели, будто возмущаясь моему приходу. Обвиняли меня…
Когда я поднялась на террасу, навстречу мне вышла взволнованная мать:
— Ты где была? Я звонила тебе весь день.
— Телефон разрядился, — губы едва слушались, а зубы стучали так сильно, что не остановить.
— Где ты была? — повторила она, — что случилось?
Тревога в ее голосе окончательно что-то во мне сломала.
— Мама, — простонала я, медленно опускаясь перед ней на колени, — прости меня.
— Даш, что ты делаешь? Встань, — ее голос звучал испуганно и надломлено. Она вся была как тень себя прошлой – радостной, счастливой. Просто тень.
— Он не вернется, мам! Не вернется!
Она тут же поменялась в лице:
— Ты ходила к отцу? Зачем?!
— Хотела вправить мозги, заставить его прогнать эту тварь и вернуться домой, — слова с трудом прорывались сквозь нарастающие всхлипы, — а он прогнал меня! Сказал, что любит ее! Не нас…
Последние слова потонули в завываниях. Мне так больно, что невозможно дышать.
— Даша! Встань, пожалуйста.
Я упрямо затрясла головой:
— Прости, умоляю, — меня колотило от этой боли, — это я виновата. Только я! Если бы я не притащила Марину, ничего бы не произошло. Если бы я не болтала все подряд, она бы не прицепилась к нам. Это все я. Мама… Мамочка… Прости, пожалуйста, умоляю…
Я сидела на деревянном полу, сжавшись в комок, и рыдала навзрыд, наконец, полностью осознав ту реальность, от которой поначалу пыталась трусливо спрятаться за отрицанием.
— Дашка…хватит… не надо… — мама опустилась рядом со мной и крепко прижала к своей груди. Ее саму трясло, а руки такие холодные.
Я цеплялась за нее, заходясь в истерике.
Хотелось сдохнуть. Потому что это моя вина. Это я убила свою семью.
Глава 6
Я чувствовала себя выжатой, как лимон, и злой, как собака.
После того, как Дашка ползала у меня в ногах и умоляла о прощении, было ощущение словно наизнанку вывернули. Это жутко, до предела болезненно и неправильно.
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. То ревела, то материлась, то проверяла как там дочь. Мне кажется, у нее что-то сломалось. Какая-то важная деталь, поддерживающая равновесие, рассыпалась в хлам, потому что мне в жизни не доводилось видеть ее в таком убитом состоянии. Она будто погасла изнутри.
Возможно, мы ее залюбили, обложили со всех сторон сахарной ватой, внушив, что мир – это сказочное место, в котором все всегда хорошо и радостно. Да, надо взрослеть… но не так же, мать вашу! Не через предательство родного отца!
А у Леши все хорошо. У него все зашибись. Кувыркается со своей новой любовью, перья распушил, наслаждаясь второй молодостью. И ему глубоко насрать, что у нас тут происходит.
Хорошо мужики устроились, ничего не скажешь. Увлекся, все бросил и гори оно синим пламенем, потому что у него новая любовка и хотелки. А то, что их поступки бьют не только по женщинам, с которыми прожили кучу лет, но и по детям – об этом они не думают. Зачем? Это же нарушит их вожделенный покой и потревожит хрупкую душевную организацию. Проще сделать вид, что они тут не при чем и дальше жить в свое удовольствие, а те, кто остался за бортом, пусть уж сами как-то барахтаются.
Мне даже завидно, я бы тоже хотела вот так. Увлечься, загореться и на все положить.
Под утро меня все-таки разморило, и я забылась тяжелым сном, не приносящим облегчения. Просто провалилась в темноту, наполненную призраками прошлого, и вынырнула, когда на часах был уже почти полдень.
Сил шевелиться не было, желания тоже, но я заставила себя подняться. Как бы тяжело ни было, какая бы апатия ни накатывала, нельзя сдаваться. Если позволить себе забиться в угол, включить режим несчастного овоща, то ничем хорошим это не закончится.
Потонешь нахрен в депрессии и все. Придешь к мыслям, что сейчас помру всем назло, вот тогда он и поймет, кого потерял и будет жалеть до конца дней.
Это детский самообман. Никто не будет жалеть. У всех все будет хорошо. Ну может всплакнут разок и со словами «хорошая была тетка» пойдут дальше по своим делам.
Так что подъем. Булки сжали и вперед.
Я приняла контрастный душ, заглянула к Дашке, чтобы убедиться, что она еще спит, и выползла на кухню. Есть не хотелось, поэтому обошлась кофе и фруктами. Заставила себя достать красивую кружку и тарелку. Нарезала не тяп-ляп, а ровненько. Салфеточки симпатичные достала.
Какая-то унылая часть меня протестовала против этих бессмысленных действий. Зачем я стараюсь? Для кого?
А ответ прост. Для себя!
Разве я не достойна этого? Разве потеряла ценность и право на маленькие удовольствия после того, как меня променяли на другую? Да ни черта подобного! Если больше некому меня баловать и заботиться, то я это сделаю сама. И не дам бывшему мужу возможности думать о том, что мир крутился только возле него, а после расставания рассыпался на осколки. Перебьется. Пусть, делает что хочет и с кем хочет, а я справлюсь.