Развод. Он влюбился
Шрифт:
В трубке на миг повисла тишина, потом Леша внезапно осевшим, надломленным голосом произнес:
— Лен, ну зачем ты так? Я ведь тоже переживаю. Столько лет вместе…
— Бедняга. Мне тебя искренне и от всей души…не жаль.
— Мы же не враги. Я все пытаюсь сделать по-человечески.
Ага, по-человечески, как же…
Сначала передергивал на голые фотографии неизвестной девки, потом в моем же доме оттарабанил подругу дочери, затем выгнал саму дочь, доведя ее до нервного срыва. До самого основания разрушил все, что у нас было. А так да, по-человечески.
Вслух снова ничего не сказала, только холодно провела границы:
— Мы не останемся друзьями и общаться не будем. Разводимся и каждый идет своей дорогой.
— Как знаешь, — после некоторой паузы, — Я пытался.
Хотелось сказать, что он может подтереться своими попытками быть хорошим после того, как повел себя как самое настоящее говно, но какой в этом смысл? Он все равно ничего не поймет, потому что окрылен новой любовью, а на все остальное ему наплевать.
— До свидания, Алешенька. Как будут новости по разводу – дай знать.
После разговора с мужем даже красивая чашечка не могла спасти от дурного настроения. Я сидела, постукивая пальцами по подлокотнику и смотрела на дождь. В голове крутились разные мысли, в основном хреновые и крайне хреновые.
Марина, конечно, молодец. Хитро придумала. Слала фоточки, показывая все, кроме самого сладенького, нагнетала, распаляя интерес и любопытство, но трусы на месте оставались. Подводила к грани, но последнюю черту не переступала, ведь в женщине всегда должна быть загадка, которую хочется разгадать. И мой муж, увидевший там практически все, горел желанием добраться до финала, поэтому, когда этот финал замаячил не на снимках, а в реальной жизни, нырнул в него, как в омут с головой.
А что, если дело не в Марине? Не только в Марине?
Может, все эти годы я была так слепа, что не замечала в Леше «тяги к прекрасному»? Вроде не дура, внимательная, замечать детали и делать правильные выводы умею, а тревожные звоночки просмотрела. Они наверняка были. Не такие явные, как задержки после работы, пароли на телефонах и следы от помады на рубашке, а что-то по мелочи. Сейчас уже и не вспомнить. Да и на фиг вспоминать? Только душу себе травить, а ей и без того так плохо, что сдохнуть охота.
Надо думать, о том, что дальше.
Впереди развод.
Какое скупое слово. Развод. Этому процессу больше бы подошло: разрыв или разлом. Или надрыв, или крушение жизни, или мать-его-сраная-катастрофа. Много эпитетов можно подобрать, но ни один из них и близко не отражал то, что сейчас творилось у меня внутри.
Чтобы не потонуть в сожалениях и боли я усилием воли переключила себя на мысли более приземленные и прагматичные.
Хоть Жданов и пытался это отрицать, но Мариночка, уже начала прощупывать почву на предмет того, как бы прибрать к рукам если не весь дом, к которому она вообще никакого отношения не имела, то хотя бы половину. Уверена ей и наш бассейн зашел, и гостевой домик, в котором она трусы перед моим мужем сняла. Да и сам дом понравился. А как он мог не понравиться? Мы его с любовью строили,
Она наверняка, грезила, как будет вот так же сидеть на террасе, накутав ноги пледом и смотреть на дождь, или беззаботно резвиться в воде. Будет гулять по моему саду или сделает перестановку в нашей спальне.
Меня коробило от одной мысли, что эта дрянь попытается запустить когти в это место. До тошноты передергивало, стоило только представить, как она будет ходить по комнатам, накручивая своей голой жопой.
Мерзота какая. Бррр.
У Марины было мало времени на проработку Алексея, а у меня еще меньше. Я не могла оставить это на самотек, поэтому сделала пару звонков. Своих подхватов в ЗАГСе у меня не было, но через третьи руки удалось найти небольшой выход и хоть как-то ускорить бракоразводный процесс и со своей стороны.
Боже…
Я не верила, что занималась этим. Что пыталась поскорее развестись с человеком, хотя еще неделю назад считала, что мы вместе и навсегда. Как быстро моя жизнь из понятной и радостной превратилась вот в это! Эх, Леша, Леша. Что же ты натворил…
За спиной послышались тихие шаги
— Мам…
— Привет, Даш, — я натянуто улыбнулась. Кажется, лицо напрочь забыло, как это вообще делается.
Дочь села на соседнее плетеное кресло, нахохлилась как воробей и молча уставилась на свои подрагивающие ладони.
Она как будто меньше стала. Усохла, сдулась, и в то же время повзрослела лет на десять за одну ночь. Под глазами запали густые тени, у рта – горькие складки. Но хуже всего было видеть выражение ее глаз. Сияющая, веселая девочка из них исчезла.
— Мам, я слышала, о чем ты говорила по телефону.
Я кивнула, но ничего не сказала, ожидая продолжения.
— Развод с отцом…— она нервно дернула плечами, — это правильно. Прости, что я требовала от тебя смириться и принять его обратно. Не надо никого принимать.
— Да, он как бы и не рвется. Его все устраивает.
Она сгорбилась еще сильнее:
— Нас это больше не касается.
Закусив губы, я отвернулась, сделав вид, что снова увлечена дождем. Было больно смотреть на дочь. Как же ее ломало от всего этого, как мучило.
Мы посидели так некоторое время, потом Даша снова заговорила:
— Я слышала, как ты говорила с отцом про наш дом. И…я не хочу в нем больше жить. Он душит меня.
— Хочешь отдать его папочке? Чтобы он привел сюда свою пи…писаную красавицу? Чтобы она тут шныряла, как хозяйка и делала все, что захочет?
Дашка вздрогнула и подняла на меня измученный взгляд:
— Нет, мама. Я просто не могу тут больше находиться. Ни в этом доме, ни в этом городе. Здесь все пропитано воспоминаниями. Мне тут страшно и больно. Я не хочу видеть сочувствие в глазах знакомых и друзей, не хочу отвечать на вопросы. Не хочу даже случайно пересекаться с отцом, а город слишком маленький и это непременно произойдет. Не хочу слышать сплетни о том, что его где-то видели с Мариной, — едва шелестела она, надломленным голосом.