Развод. Зона любви

Соболева Ульяна

— То есть кто-то принёс ему "правильные" доказательства?

— Их не просто принесли. Их подготовили. Чётко, грамотно, без шансов на защиту. Вас не просто обвинили, вас убрали.

Эти слова ударяют, как плеть.

Убрали.

Я опускаюсь на стул, потому что ноги вдруг становятся ватными. Убрали. Как помеху. Как проблему. Как человека, который просто мешал кому-то жить так, как он хочет.

— Кому я мешала? — голос мой уже не такой твёрдый.

— Не знаешь?

* * *

Я провожу языком

по сухим губам, в голове пульсируют тысячи мыслей. Всё это не укладывается в реальность, но какая тогда реальность, если правда — это не то, что я знаю, а то, что оформили в документы?

Он молчит, но в этом молчании чувствуется что-то ещё. Что-то, чего он пока не сказал.

— Что? — я ловлю его взгляд, пытаясь разгадать.

Владимир медленно двигает ко мне папку, вынимает оттуда сложенный вдвое лист.

— Сегодня пришло письмо.

Я смотрю на него, потом опускаю глаза.

Разворачиваю.

Читаю.

И мир рушится во второй раз.

Виктор подал на развод.

Нет.

Он уже развёлся.

Без моего присутствия. Без моего подписи. Без суда, где бы я могла что-то сказать.

Теперь он свободен.

А ещё теперь весь бизнес принадлежит только ему.

Не нужно делить имущество. Не нужно бояться, что я что-то заберу, выйдя отсюда.

Теперь у меня нет ничего.

— Сколько он ждал? — голос звучит пусто.

Владимир откидывается назад, смотрит на меня с тем же вниманием, с какой хирург смотрит на пациента, который только что понял, что у него нет шансов.

— Три месяца.

Я сжимаю бумагу в руках.

Три месяца.

Три месяца он ждал, пока меня засунут в камеру, пока закроются двери, пока я стану ничем.

И теперь я понимаю.

Кому я мешала.

Бумага дрожит в руках, буквы расплываются перед глазами, но я всё равно вижу их. Развод оформлен. Виктор свободен. Бизнес полностью принадлежит ему.

Меня больше нет.

Меня стерли.

Я не выдерживаю.

Воздух в кабинете становится вязким, стены давят, всё сжимается внутри так, что я не могу дышать. Я отталкиваю стул, делаю шаг назад, ещё один, натыкаюсь на стену, опираюсь на неё, но ноги подкашиваются, и я медленно сползаю вниз.

Рыдания вырываются из груди, рвут, разрывают меня на части. Я сжимаюсь, кутаюсь в себя, но боль не отпускает.

Он меня предал.

Более жестоко, чем я могла представить.

Не просто отказался.

Не просто отвернулся.

Он ждал.

Выжидал, когда можно будет меня добить, когда я стану никем.

Виктор.

Человек, с которым я прожила двадцать пять лет.

Человек, которого я любила.

Которому доверяла.

Я сжимаю голову руками, но это не помогает. Меня всего трясёт, дыхание сбивается, слёзы текут, горячие, бесконечные, и я уже не могу их сдерживать.

И вдруг тёплые сильные руки хватают меня за плечи.

— Не надо… Не надо, девочка…

Голос Владимира низкий, хриплый, наполненный

чем-то, от чего слёзы только льются сильнее. Он рядом. Он тоже на полу, передо мной, на коленях.

— Ты выйдешь отсюда, слышишь? — он встряхивает меня за плечи, как будто пытается вытянуть обратно в реальность. — Я вытащу тебя.

Я зажмуриваюсь, судорожно вдыхая воздух.

— Не говорите так.

— Я вытащу тебя.

— Не врите.

— Не вру.

Я распахиваю глаза.

Он рядом. Слишком рядом.

Лицо напряжённое, взгляд тёмный, жёсткий, но губы дрожат, словно он сдерживает что-то, чего не должен говорить.

И прежде чем я успеваю осознать, что происходит, он целует меня.

Резко. Жадно. Отчаянно.

Его губы твёрдые, горячие, его дыхание смешивается с моим, его пальцы впиваются в мои плечи, не отпуская, как будто если он сейчас разожмёт руки, я просто исчезну.

Я замираю на секунду.

А потом отвечаю.

Жадно. Голодно. Больно.

Как утопающий, вцепившийся в последний воздух.

Как человек, который уже не верил, что его могут поцеловать.

Слёзы солёные, его губы обжигают, а я…

Я не хочу, чтобы он останавливался.

Глава 11

Громкий стук в дверь разрывает этот момент на части, словно удар хлыста. Я вздрагиваю, и в следующее мгновение мы оба отскакиваем друг от друга, как ошпаренные.

Я чувствую, как горит кожа, где только что были его руки, как губы всё ещё пульсируют от его поцелуя. Сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди. Я прижимаюсь к стене, жадно втягивая воздух, а Владимир резко дергается назад, проходится ладонью по лицу, как будто пытается снять нервное напряжение.

Дверь открывается.

Входит секретарь, высокая, худая, с хитрой ухмылкой на губах. Она оглядывает нас, взгляд цепляется за моё лицо, за Владимира, за воздух, пропитанный напряжением.

— Извините, что прерываю… — в голосе звучит насмешка, тянется ядовито, как змея. — Но вам срочное сообщение, полковник.

Она скрещивает руки на груди, ухмыляется шире, наслаждаясь ситуацией.

Но это длится ровно секунду.

— Че лыбишься, Сухорукова?

Голос Владимира режет, ледяной, наполненный таким яростным приказом, что в кабинете становится холодно.

Охранница мгновенно бледнеет.

— Я… я просто…

— Ты просто выполняешь свою работу. Или тебе надоело здесь находиться?

Она сглатывает, глаза мечутся, губы сжимаются в тонкую полоску.

— Нет, товарищ полковник.

— Тогда убери с лица эту ухмылку и в следующий раз стучи, прежде чем входить.

Её затрясло.

— Так точно.

Владимир не смотрит на меня, его челюсть сжата, пальцы с силой сминают лист бумаги на столе. Он глубоко втягивает воздух, будто пытается совладать с собой, а потом резко, почти срывающимся голосом бросает: — Что за сообщение?