Развод. Зона любви
Шрифт:
Он пришлёт на зашифрованную почту. Или не пришлёт. Но он знает теперь, что я не отступлю. И, что бы там ни было — я докопаюсь.
Я завёл машину, включил обогрев, и только потом понял, что руки трясутся. Не от холода. От того, как сильно я хочу, чтобы она знала. Чтобы в её глазах снова появилась жизнь, а не это выжженное поле, которое я видел в последний раз.
Я схватил телефон. Открыл почту — пусто.
Потом открыл её дело. Опять. В тысячный раз. Читал, будто увижу в строчках не ту Анну, которую знаю.
Вижу всё ту же. Голую в своей правде. Распятую. Одинокую.
Я откинулся на сиденье, закрыл глаза и, как идиот, представил, как она входит ко мне. Не как заключённая. Как женщина. Свободная. Гордая. Уставшая, но сильная. Как она снимает халат — не испуганно, не прячась, а с вызовом, с внутренним стержнем, как тогда, когда я обрабатывал ей рану. Как она подходит, садится на стол, смотрит в глаза. Ни слова. Только взгляд. И я знаю — сейчас я сломаюсь. Потому что мне уже не хватит силы держать руки при себе. Я хочу её до безумия. До боли. До рёва.
Телефон вибрирует в руке. Письмо.
Отправитель — левый адрес, без подписи.
Тема: "Записи. Отчёты. Переводы."
Прикреплён архив.
Я даже не моргнул. Только выдохнул сквозь сжатые зубы:
— Ну, привет, Виктор. Считай, это твой обратный отсчёт.
Я сидел в машине и смотрел на экран. Пальцы горели, как будто внутри шёл ток, а не кровь. Я открыл архив. Медленно. По одному документу. Сердце стучало в висках.
Первые файлы — переводы. Счета, где фигурировала Анна, но по странному совпадению она никогда не появлялась как отправитель. Всегда — получатель.
Только подписи — разные. И я вижу это с первого взгляда. Я годами подписываю протоколы, акты, постановления. Я вижу фальшь. Почерк размазан, будто выводили по чужой копии, нервно. Я делаю скрин. Помечаю. Еду дальше.
Потом — счета, открытые на офшоры.
Имя Виктора — нигде.
Но! Женщина по имени Галина Черникова.
Я замираю.
Это — его любовница.
Дальше — хуже.
На её счета сливались деньги с общего счёта, где значилась и Анна.
Значит, когда Анну судили, финансовый поток не просто шёл в обход — он обогащал женщину, которая была с Виктором ещё до развода.
Следующий файл — отчёт по распределению имущества после развода.
Я нахожу дату. Декабрь.
Анну посадили в феврале.
Значит, он развёлся с ней ЗАДОЛГО до приговора. Без её присутствия. Заплатил сука…
Я нахожу копию её подписи. Опять — фальшивка.
Мерзость в горле поднимается горькой кислотой. Я на грани — в глазах темнеет от ярости.
Он развёлся с ней за спиной.
Он перевёл все активы на себя и любовницу.
Он отправил её под суд, как мешок мусора, прикрыв себя на бумаге.
И теперь сидит на свободе, пьёт дорогое вино, а она — с засохшей кровью на теле и на нарах.
Я
— Полковник… — Он сглотнул. — Камера номер пять.
— Что там?
— Ночной конфликт. Заключённая Брагина… ранила сокамерницу. Заточкой.
Мир будто провалился. Я отодвинул стул, встал — не сразу. Сначала смотрел в одну точку, пока воздух не стал жечь грудь.
— Повтори.
— Брагина. Напала. Карцер. Усиленный режим.
— Кто отдал приказ на перевод?
— Зам по режиму. Стандартная процедура…
— Скажи ему, чтоб снял с себя форму. Немедленно.
Я сорвался с места. Кабинет исчез за спиной, я шёл через тюрьму, как через поле боя. Каждый шаг — пульс. Каждая мысль — в шрам.
Анна. С заточкой.
Не верю. Не могу. Не она. Это кто угодно — но не она.
— Рапорты. Записи. Видеонаблюдение. На стол. Срочно. Где дежурный смены? Где опер? Где, мать вашу, охрана?!
Пока они метались, я уже листал журнал происшествий. Время — 02:36. Стук. Крик. Нарушение порядка. Задержание. Перевод. Всё — по шаблону. Слишком чисто.
— Где нож? Где заточка? С места подняли? Откуда у неё оружие?!
— Пока не нашли, — проблеял оперативник. — Думаем, она спрятала.
— Или это не её было. Или она просто защищалась. Или всё вообще не так. И если вы мне сейчас не принесёте полную картину — я лично запру каждого из вас по очереди в карцер.
Я не чувствовал ног, не чувствовал пальцев. Только внутри что-то скручивалось, сжималось в узел.
Она. В карцере. С кровью на руках.
И я это допустил.
Я её не уберёг.
И если она сделала это — значит, её дожали.
Загнали.
Осталось только узнать — кто и за что.
И тогда я разорву эту клетку.
В клочья.
Монитор мерцал бледным светом, видео подгружалось с задержкой, как будто сама тюрьма не хотела, чтобы я это увидел. Но я уже знал — там будет то, что мне разорвёт сердце. И я должен это увидеть. До конца. Без права отвернуться.
Первый кадр: коридор. Камера № 5. Время — 02:03. Брагина выходит из санузла. Уставшая, голова опущена, плечи сведены. Медленная походка, как у человека, который знает: шаг — и снова удар. За её спиной — тени. Две, три, потом ещё. Они следуют за ней с ленивым интересом, как стая, выжидающая момент.
Второй фрагмент: камера внутри. Плохой угол, грязное стекло. Видно, как Анна заходит и садится на койку. Притихшая. Ни слова. Кто-то швыряет в неё тряпку. Смеются. Ржут. Кто-то что-то кричит — звука нет, но по губам понятно: "Шлюха. Вертухайская подстилка."