Разящий клинок
Шрифт:
Она завораживала его. Отвращала. Но она была подобна идеальному орудию, точно ему по руке. И он желал ее как женщину. С тех пор как Шип испытывал такого рода влечение, прошло много, много лет, и он упивался. Он говорил себе, что это не слабость, но сила. Смотрел, как она, обнаженная, ворожит; впитывал ее восторг, когда она собирала в эфире потенциальную силу и метала огромные энергетические сгустки; вожделел ее. Благодаря своим бледным серым мотылькам он видел ее под девятью углами, когда она вставала, как плясунья, на цыпочки и все быстрее
«Я возьму ее и буду ею обладать и пользоваться, а она мне послужит. И, делая так, я нанесу удар королю, изувечу Красного Рыцаря, уничтожу графа и стану еще могущественнее. А когда она мне надоест, я ее поглощу. И сделаюсь еще сильнее».
Шип пребывал в теле Знатока Языков, а потому мог улыбаться.
Он все еще посмеивался, когда его разыскали сэссагские послы.
Это были сильные мужи, все воины, и они его ненавидели. И боялись. Он чувствовал их страх и нерешительность — вообще говоря, он уловил этот страх из такой дали, что ему хватило времени соорудить им и кров, и стол, чтобы с ними сесть, и огонь в очаге, а заодно обновить нынешнее тело.
Они поочередно представились, и он восхитился их отвагой, как восхищается силой рабов человек, который их покупает.
— Где этот чародей, Шип? — спросил самый смелый. — Мы пришли повидаться с ним.
Шип поклонился, как никогда не кланялись сэссаги.
— Я он и есть, — сказал он.
— Да ты же из наших шаманов! — заявил человек с зарубками девяти убийств на правом ухе.
Но первый смельчак покачал головой и опустился на колено:
— Он — Шип. Я служил ему этой весной, у скалы.
— И мы с тобой проиграли, — улыбнулся старый шаман. — И ты забрал своих воинов и бросил меня.
— Это казалось наилучшим выходом, господин, — кивнул воин. — Ты потерпел поражение и был мне не господином, а только союзником.
— Смелые речи, — заметил Шип.
— Теперь матроны прислали меня заключить мир, — сказал смельчак.
Шип снес его защиту и выудил из мешанины мыслей имя.
— Ты Ота Кван, который занял место Тадайо в качестве верховного воина, — проговорил он, подстроив тембр голоса под собственный голос Ота Квана. — На переправе ты показал себя храбрейшим бойцом.
Другие воины посмотрели на Ота Квана с подозрением.
Он гневно зыркнул на них, и Шип извлек из его поверхностных мыслей их имена.
— А не собираются ли сэссаги лгать, а потом предавать, как поступили весной? Мне это незачем. Хуран принадлежит мне. — Он без улыбки подался вперед, как старик, который делает внушение. — Ах, да, ведь ты и на юге был важной птицей.
При этих словах другие воины отошли подальше от Ота Квана.
Тот пожал плечами.
— Могучий Шип, нам известно, что это ты наслал на наши селения великанов.
— Нет, — улыбнулся Шип.
Ота Кван перевел дух. Остальные пятеро переглянулись.
— Нет, — повторил Шип. — Я вам не какой-нибудь человек, чтобы вести со
Наименьший храбрец из шести — а он был очень смел — вскочил на ноги.
— Ты лжешь! — выкрикнул он.
Шип рассмеялся, вырвал из него душу и поглотил. Человеческая оболочка рухнула с глухим стуком.
— Лгут слабые, — сказал он. — Мне незачем лгать. Что думают остальные? Будете моими военачальниками?
Ота Кван выдавил улыбку. Он закивал.
«Он уже решил служить мне, но теперь немного поломается», — подумал Шип. Люди нагоняли на него тоску.
— Зачем мне тебе служить? Я не ищу власти. — Воин посмотрел в человеческие глаза Шипа. — Того, что мне хочется, у тебя нет.
«Врешь», — подумал Шип и еще раз прошерстил его мысли, словно взъерошил волосы ребенку со всеми его колтунами, которых ни разу не коснулся гребень. Запустил ему в голову энергетические щупики и прочел имя.
Орли.
Он расхохотался. Казалось, он был обречен добиваться своего. Все подносилось ему на блюдечке. Или в этом заслуга черного места?
«Ему уже наплевать».
От его смеха Ота Квана передернуло.
Другой из шестерки обнажил короткий альбанский меч.
Шип сотворил заклинание.
На груди воина вспыхнул амулет, клинок рубанул — и рубанул удачно, по левой руке Знатока. Брызнула кровь.
Шип неуклюже встал из кресла, подобрал отсеченную руку и выставил ее навстречу второму удару. Плеснув противнику кровью в лицо, он блокировал его меч, и клинок засел в кости.
Затем одним посылом дотла спалил его амулет, применив специальную для таких случаев смесь мелких заклинаний. Со стороны Шипа было глупо забыть о том, что эти могучие воины могли обладать какой-никакой защитой.
Дотронувшись до воина, он выдал малое проклятие, которое возбудило все нервные окончания на его коже. Все, до последнего нерва.
Тот с криком упал и забился в корчах, не думая о своем теле, — стал колотиться головой, а потом, утратив власть над всеми функциями, вывихнул себе плечо. Его вопли накладывались один на другой, как кровельная плитка. Четверка сэссагов побледнела.
Шип приставил отрубленную руку к культе. Врачевание давалось ему хуже всего, но им он свое искусство показал и расточил дневной запас сил на восстановление конечности. В конце концов, это была всего лишь одежда, вроде плаща.