Разящий клинок
Шрифт:
Сын остался зашнуровать ей кертл и помочь натянуть бархатное платье с горностаевой оторочкой. Она повертелась, осматривая себя, и сунула ноги в домашние туфли с мягкими войлочными подошвами.
— Что нужно твоему батюшке, милый? — спросила она.
— Он замышляет войну и хочет взять меня с собой.
Она поднялась из погребов и пошла коридором с камерами по обе стороны. Граф чаще склонялся к прямому убийству, нежели к жестокому заточению, и в камерах находились только солдат, которого арестовали за изнасилование,
У женщины имелась сила. Раньше она этого не замечала.
Гауз последовала за Анеасом вверх по дозорной лестнице, порочно улыбнулась двум часовым, удостоилась положенного внимания и одолела второй пролет. Каменные ступени вывели ее во двор.
Военный наставник Анеаса ждал там с двумя заседланными боевыми конями, внушительным снаряжением и небольшой свитой слуг. Она улыбнулась ему.
— Сэр Генри! — сказала она и помахала рукой.
Он спешился и преклонил колени.
— Миледи, — произнес он со своим симпатичным этрусским акцентом. — Чем может выразить преданность ваш нижайший слуга?
— Льстец, вы мне голову вскружите! — проворковала она. — Прошу вас, отведите моего сына на ристалище и сделайте из него великого рыцаря. Мне больше не о чем просить.
Сэру Генри хватило учтивости изобразить огорчение.
— Неужели, мадонна, и убить за вас некого?
— Для этого у меня есть муж, — сказала она. — Слушайся наставников, Анеас.
Она стремительно пересекла мощеный двор — немалое расстояние, а мороз между тем кусался. Но, проходя мимо кухни, она уловила аромат свежего хлеба. Остановившись, Гауз вдохнула всей грудью и разулыбалась, как маленькая. Она вошла в кухню и стянула краюху, как всегда поддаваясь соблазну; переступая порог большого зала, она жевала хлеб.
Графа окружали военные — десяток его офицеров. Она знала всех — примерно так же, как его лошадей, даже не поименно. Он любил воевать, занимался этим с умом и рвением, но ей казалось, что граф попросту развлекается, а разговоры о стратегиях и целях — лишь оправдания в устах мальчишки, которому нравится все крушить.
— Гауз, радость моя. Ты что-то говорила об этом колдуне.
Граф был из тех людей, которые мало интересуются колдовством. Порой она подозревала, что он не верит в могущество герметизма. Нелепо, но он неизменно дивился — неприятным для нее образом, — когда она показывала свою силу.
Колдовство же других он любил еще меньше. И ничего в нем не смыслил. Она не исключала, что он считал его трюком из арсенала карнавальных паяцев.
— Ты имеешь в виду Шипа? — улыбнулась Гауз.
Все мотыльки, какие были в зале, снялись с места и полетели к высоким ленточным окнам.
Среди военных кое-кто побледнел, а двое сделали пальцами отводящий знак.
— Я о Ричарде
— Он был им, — кивнула она. — Но вряд ли колдует сейчас.
Граф сел и потрепал по голове пса.
— Милая, я только что получил годовую сводку. Твой колдун, кем бы он ни был, затевает возню. Он поднимает войска и играет с пришедшими из-за Стены.
Один из его воинов — Эдвард? Эдмунд? она забыла — допил вино и стукнул кубком о большой стол на козлах.
— Милорд, при всем уважении, он полный болван. Пришедшие от него в ужасе.
Граф скрестил ноги.
— Тот остров. Мы можем выкурить его оттуда, а остров захватить?
— Не советую, — сказала Гауз. — Он прочно окопался и окажется там очень силен.
— Странно, он что же, хорошо укреплен? — спросил муж. — Это последний каменный замок в такой дали на севере, я никогда не слышал о другом.
В чем-то он был весьма умен, но стоило коснуться герметизма, как становился слепым — сознательно и упрямо.
— Он обладает немалой силой, милорд, — почтительно сказала она.
Граф воздел руки.
— Любовь моя, да я всю жизнь борюсь с Дикими! Не сомневаюсь, что у него найдутся и чудища, и боглины, и молнии. А у меня есть флот и требушеты.
Она предприняла вторую попытку:
— Милорд, я думаю, что ему хватит сил потопить флот.
— Когда ты называешь меня милордом, я понимаю, что тебе хочется что-то скрыть. Он друг? Один из твоих особенных друзей? — Граф осклабился, и офицеры отвернулись.
Гауз закатила глаза. Она обратилась к сержанту из тех, что охраняли большой зал:
— В темнице есть женщина. Приведи ее.
Гауз улыбнулась.
Сержант отсалютовал, взглянул для подтверждения на своего господина и зашагал прочь.
— Десять кораблей? — произнес Эдвард. — Как минимум. Через месяц озера замерзнут.
— Верить ли сообщениям о галлейцах в Мон Реале, сэр Эдмунд? — спросил другой мужчина.
«Эдмунд», — постаралась запомнить она.
— Хотелось бы мне сказать, что их там нет, — ответил сэр Эдмунд, — но у меня есть три рапорта, да и вон тот имперский офицер говорит, что в этом сезоне там нет этрусского флота. Вместо него — галлейцы. У них сильный эскадрон и до черта солдат — в этом сходятся все.
Граф откинулся на спинку и дернул себя за бороду.
— Почему? — спросил он. — Почему здесь?
Сэр Эдмунд покачал головой.
— Вне моей компетенции, — пошутил он.
Военные хлопали глазами.
— Нам лучше поскорее разобраться с этим Шипом и вернуться сюда, — проворчал граф. — Если тот мореец был прав и южане воюют с Северным Хураном, то мы участвуем.
Появились два стража с женщиной. Граф равнодушно взглянул на нее, потом на жену.
— Она виновна, — сказала Гауз.