Реабилитация
Шрифт:
– Я сама разберусь что тут, помогите погрузить Щукина в скорую.
Егор ухватился за мое предплечье, и слегка дернувшись от неожиданности, я сорвала его руку и она скатилась в область кисти. Чертов бриллиант расцарапал кожу на ладони парня. Сразу вспомнился Корсаков, он будто ловушку на меня поставил.
Нога опухла, но не синела и других видимых проявлений травмы я не наблюдала. В скорую помощь нас погрузили оперативно, и я села подле Егора, запретив кому бы то ни было другому ехать с нами.
–
Удивляюсь, как в состоянии такого стресса, он может думать о таких мелочах.
– Меня не вызывали.
Тылом кисти утирает капельки пота с волос.
– Извини, я думал, тебе позвонили, я там, когда упал, просил чтобы врачи ко мне не подходили и тебе позвонили. Видимо головой ударился! Так, где ты была?
Запоздало вспомнила, что оставила мобильник у Алекса, и должно быть он сейчас места себе не находит.
– Заявление подавала.
Парень натужно выдохнул.
– Ну, слава Богу, не замуж выходила!
Из моей груди вырвался смешок.
– Щукин! Ты с ума сошел? Да, если нам скажут что с твоей ногой все в порядке, я за тебя замуж выйду!
Похоже, мой мозг не сразу поспел за словами, и когда до меня дошло, что же я сболтнула, было уже слишком поздно.
– Тссс, - приложил парень палец к моим губам, - я тебе не позволю забрать слова назад!
Глава 34.
– Тебе придется быть сильной.
– Ну уж нет. Сильным всегда достается больше всех. Сильных бросают, потому что они сильные. Потому что они не будут прыгать из окна или кидаться под поезд. Они будут карабкаться и из последних сил пытаться наладить свою жизнь. Увольте. Это, конечно, прекрасное человеческое качество, но…
Джорди Риверс “Во имя Закона”.
В больнице Егора провели прямиком в рентген кабинет, а я так и осталась стоять в растерянных чувствах посреди коридора. Было страшно сделать лишний вздох, а что если дела плохи и парню предстоит новый курс боли? Что я буду делать тогда?
В истерике, пытаюсь сдернуть с пальца кольцо, металл больно впивается в кожу и я рву ее в кровь. Но так даже лучше, вид крови меня успокаивает.
– Помочь?
Мне на руку ложится салфетка, мгновенно пропитываясь красным.
Приняв помощь, набираюсь сил посмотреть в сторону. За такое я бы сама себя убила, а в его голосе ни грамма злости.
– Алекс, я….
– Поехала на хоккей, а оттуда сюда. Я повторил твой маршрут, маленькая.
Тело пробивает дрожь, и я испытываю отвращение сама к себе, как можно вести себя настолько низко?
– Прости.
Комкая бумажку, продеваю золотой ободок опять на пальчик.
– Мне казалось, ты хотела его снять?
Голубые глаза настолько
– Хотела.
– Заявление я не подал.
Удар в область солнечного сплетения сотряс меня со страшной силой. Невозможно было оставаться на ногах, но его взгляд меня приковывал к месту.
– Алекс, лучше ударь меня, но не молчи, - слышу я свой циничный голос, от того становится еще гаже на душе.
– Знаешь, в каком случае, я бы мог ударить человека? Если бы он сделал больно тебе.
Я задохнулась от боли.
– Алекс….
Пытаюсь взять его за руку, но он отстраняется, хотя это и не просто в тесном больничном коридоре.
– Да, брось, котенок! Тебе не за что извиняться, еще никто из нас не был властен над своими чувствами. Ты любишь этого парня, верно, тебе мозги отшибло! Если бы я тебя так хорошо не знал, думал бы так. Ты гениальна в каждом своем проявлении котеночек, так что ты будь, уверена в правильности своих поступков.
Я сглотнула, но болезненный комок так и стоял у меня в горле.
– Ты святой?
– Нет, котенок, - протягивает ко мне руку и поглаживает подушечками пальцев, - я сильно любящий.
Выстрел в сердце. Прямо на поражение, и нет больше прежней Вики, лишь надежда на то, что я феникс, и когда то восстану из нашего общего пепла. Верно, говорят, лишь пепел знает, что такое гореть по-настоящему!
– Ты будешь с ним?
– Нет.
– Гордыня?
– Нет, боль….
– Не дури, котенок!
Выдыхаю, как должно быть это сложно, убеждать любимого человека в том, что ему без тебя лучше. Как сильно способно любить человеческое сердце, даруя такое прощение? И чувствую себя недостойной, недостойной его.
– Хорошо, Лекс. Я попробую.
Улыбнулся, в какой - то считаный миг, боль в его глазах сменилась почти родительской нежностью.
– Протяни руку, котенок, - парень безболезненно стаскивает с моего пальца кольцо, - вот так тебе идет больше, - мужчина целует мой согнутый палец с царапиной.
Про себя я мечтаю лишь о том, чтобы за место царапины, на руке у меня оставался глубокий шрам, напоминающий мне на долгие годы о цене моих поступков и их последствий.
– Я люблю тебя, Лекс.
– Ну, слава Богу, котенок.
Корсаков целует меня в лоб и уходит из больницы. Во мне же складывается полное ощущение того, что жизнь меня за это еще покарает.
А потом наступает спасительный обморок.
Глава 35.
— Но меня очень сильно любили.
— Ну и что из этого? Какая разница, любили тебя или нет, если ты все равно остался совсем один?