Рекорд
Шрифт:
И близость такая, когда она не телесная, а душевная, — тоже слишком. Если бы мог подобрать правильные слова, я бы тут же их озвучил, но я всего лишь вожу тачки и совершенно не умею болтать. Сюда бы Егора Смолина, он бы рыдал вместе с Настей, прочел бы стишочек. Качаю головой. На хуй Егора Смолина.
Все прошедшие годы я старался не чувствовать ничего, и по щелчку пальцев то, что выключал годами, не включится. Я пытаюсь, честно. В груди болит, трещит, ноет. А как это выразить, не понимаю.
Сильнейшая неловкость. Дискомфорт. Сам разрываю поцелуй
— Поешь, — говорю сухо. И ухожу в ванную.
Умываюсь холодной водой несколько раз. Смотрю на свою помятую рожу в зеркало. Вспоминаю, что единственное, о чем просила Настя, — не оставлять ее одну. А я тут же сделал в точности наоборот. Не умею я заботиться, не могу. Не мое это.
Возвращаюсь. Настя сидит на диване, жует бутерброд с колбасой. Я присаживаюсь напротив, смотрю, как она рубит бутер, и молчу. Что тут скажешь? Мы отомстим этим тварям. Мы отомстим всем.
Она поднимает глаза, и они расширяются.
— Тим, кто тебя так?!
Глава 24
Настя
Тим не ночует дома. Из-за этого напряжение звенит в воздухе. Хотя, наверное, оно все это время звенело, только я выбирала игнорировать.
После «нападения» на гараж прошли сутки, которые блеснули молнией в грозовом небе моей жизни и исчезли бесследно, будто не было. День икс приблизился максимально: завтра в это время я буду уже в окружении семьи.
Неважно. Просто неважно. Быстро мотаю головой. Наверное, мне просто хотелось, чтобы эту ночь мы с Тимом провели вместе. Чтобы он соблазнял, как обычно, подкатывал, шутил, злился, трогал… Какие глупости.
Самое главное в этой ситуации — я выдержала. Не думала, что получится, да и хвастаться такими вещами не принято, по крайней мере перед здоровыми людьми. Я выдержала в подвале, не выдала себя и парней. Особенно — парней.
Если раньше я переживала в первую очередь о себе, зная, что никто другой обо мне не позаботится, то к концу «похищения» ситуация магическим образом изменилась.
Семен и Гриша производят впечатление грубых механиков, фанатиков своего дела, готовых ради достижения цели даже на преступление. На самом деле они друзья. Простые парни, которые никогда не пойдут на предательство и не обидят беззащитную девчонку. А еще они ни от кого не требуют быть идеальным. Прожив на свете чуть больше двадцати лет, я понимаю, насколько это важное качество.
Тим не подходил ко мне после того поцелуя. Ребята пили пиво, болтали, шутили, для них обыск не был каким-то страшным событием и происходил не впервые. Они храбрились и хвалили меня. Тим тоже открыл бутылку безалкогольного пива, но держался поодаль. Я сама подошла к нему лишь однажды, когда достала из аптечки перекись и ватные диски. Обработала ссадины на лице.
Хотелось о нем позаботиться, но в тот момент я почувствовала сильнейший дискомфорт. И Тим, кажется, тоже. Он очень спокойно смотрел
Спала дурно, часто ходила курить. На следующий день Шилов ответил, что готов выплатить нужную сумму. Он не нашел меня и согласился раскошелиться. Все шло по плану, о чем я и объявила Тиму за завтраком.
Весь день его не было. Решал какие-то вопросы, готовился к поездке, о которой говорил с мамой по телефону, потом отправился тусить. Я брала его телефон, чтобы кое-что заказать, и прочитала сообщение от какой-то красотки. После тестов на мерсе Тим переоделся в парадно-выходное и уехал на «супре». Ему нужен был отдых и релакс — это понятно.
Я тоже скоро увижусь со своей мамой. Интересно, она скажет мне что-нибудь или будет как обычно кивать, поддакивая Шилову и полностью с ним соглашаясь?
Лежу на кровати и пялюсь в потолок. Слушаю, как начинается гроза. Сперва дождь барабанит отдельными крупными каплями по карнизу, затем разгоняется, шумит общим фоном. Я внезапно понимаю, что постель без Тима слишком холодная, чтобы уснуть, и что он, вероятно, греет чью-то другую прямо сейчас. Тут же знобит. Он не обманывал моих надежд, не давал обещаний, я прекрасно знаю, что к этому и шло. Тим ни с кем не спал все эти дни просто потому, что ему было некогда.
Я все это знаю и тем не менее ощущаю отчаяние. Какое-то безграничное, покалывающее кожу. Не плачу. Я ведь сильная девочка. Но и успокоиться не получается. Тим так приятно обнимал и целовал меня, когда вытащил из подвала, как будто правда беспокоился. В какой-то момент показалось, что он тоже чувствует ко мне что-то значимое и оттого немного испуган. Это было очень мило.
Поднявшись с постели и погладив Шелби, я надеваю на ночную сорочку длинную худи. Ноги пихаю в шлепки и выхожу из спальни. Дождь усиливается. Теплый, наверное, и очень кстати, потому что днем было невыносимо жарко и пыльно.
— Не волнуйся, я возьму с Тима слово, что он о тебе позаботится, — обещаю котенку.
Беру пачку сигарет и заруливаю на кухню. Свет не включаю, не хочется. Подкуриваю, затягиваюсь, открываю форточку и замираю у окна. Потому что Тим не в ночном клубе и не в кровати той симпатичной девицы, чью аватарку я видела в его телефоне. Он сидит на террасе.
В первые секунды, правда, мне кажется, что это какой-то бездомный — настолько сюрреалистично темная фигура смотрится в скудном свете дальних фонарей. Не двигается, замер на лежаке. Прямо под потоком воды. Но нет, все-таки Тим, сто процентов. Этого парня я ни с кем не перепутаю.
Смотрю на него, смотрю. И в какую-то секунду, одну из многих, уколом в грудь осознаю, что люблю его. По-настоящему. Всей своей израненной душой. Да, я люблю его с первого взгляда. И любовь моя какая-то теплая, зрелая, на грани обожания. Я хочу, чтобы у Тима все получилось. И буду рада чувствовать себя причастной.