Рекорд
Шрифт:
Через пару минут выхожу на улицу. Он оборачивается, но не говорит ничего, и я также молча присаживаюсь рядом. С одной стороны, нарушая его личное пространство, с другой — в душу ведь не лезу. Дождь уже стеной, у меня намокают волосы и одежда, из-за легкого ветра становится холодно. Сигарета тоже мокнет, курить ее больше невозможно, поэтому я тушу о плитку пола. Кладу голову Тиму на плечо и закрываю глаза.
Сердце колотится быстро-быстро, бахает в ушах, перебивает шум дождя. У меня пальцы покалывает.
Тим поворачивается
— Продрогла?
— Я думала, ты тусишь где-то с телками, а ты здесь мерзнешь один, как какой-то лузер.
Он хмыкает:
— Я не мерзну.
— А я — немного.
— Иди в тепло.
— А ты?
— Я тоже скоро.
— Жизнь такая сложная, да? Почему, Тим? Почему она такая сложная?
— Она не сложная. Мы сами ее усложняем. Много думаем, — улыбается он, постучав себя по виску. — Это вредно для психики. Лучше быть попроще. Легче. Наивнее.
— Это точно.
Небо пронзает извилистая молния, ее догоняет гром. Я думаю о том, что мы с Тимом расстанемся навсегда. А потом беру его за руку.
Ладонь горячая, ее приятно трогать. Я сжимаю его пальцы. Боже, да он весь горячий! Тим стискивает мою руку в ответ, тянет на себя, а я за эти дни растратила слишком много сил и энергии, чтобы сопротивляться.
Сердце отбивает по ребрам сладкой болью. Я не сдерживаю громкий вздох и перебираюсь к Тиму на колени. Едва оседлав, обнимаю, как в последний раз в жизни. Он тут же выпрямляет спину, смотрит снизу вверх. Его руки касаются талии, водят по спине, сжимают, гладят…
Он и правда промокший, но очень горячий, — это ощущается даже сквозь мокрую одежду. Я хочу его губы. Словно прочитав мысли, Тим вынуждает наклониться, и мы целуемся.
Поначалу осторожно, как вчера после подвала, будто я драгоценность. Ну или мыльный пузырь, который тронь — лопнет. Но вскоре становится слаще, нетерпеливее, огненнее. Небо вновь озаряет молния, в этот момент я вижу глаза Тима и понимаю, что это случится.
Знобит. Я едва не умираю от предвкушения. Чувства перерастают в безумие, жажду, потребность. Я сжимаю его плечи, я обнимаю его изо всех сил, а Тим в ответ обнимает меня.
Любовь растет, становится ошеломляющей. Его руки тянутся к пряжке на ремне, воздух прорезает звук расстегивающей молнии.
Бах-бах-бах. В груди. На разрыв. До боли.
Холодный ветер подгоняет действовать быстрее. Я жмусь к Тиму и… позволяю целовать себя так, как ему нравится.
Все получается само собой, как в дурацкой романтической комедии, где секс — это не ряд фрикций, а единение душ, непременно идеальное. Я никогда не думала раньше, что такое бывает в реальности. Что можно любить так сильно, чтобы жить мужчиной. Дышать им одним, пока целует, пока входит резким толчком, обрушивая в удовольствие, пока крепко сжимает сильными руками.
Нас скрывают потоки воды, а палят только молнии, позволяющие на доли секунд увидеть друг
Пульсация внутри заставляет прижать Тима к груди. Я чувствую его. Я так остро его в себе чувствую.
Делаю глубокий вдох, и мне кажется, что сам кислород теперь усваивается лучше. Насыщая силой, энергией, жаждой свободы и жизни!
Я прекрасно помню рассказы сестры, какой Тим после близости, поэтому не хочу портить нам обоим момент и сама поспешно слезаю с его колен. Он делает вид, что не хочет отпускать, но я целую его в пылающие губы и шепчу:
— Замерзла.
Тим уступает, и я спешу в душ, чтобы привести себя в порядок и успокоить сердце. Обескураженная, догорающая спичка. Не буду жалеть о случившемся. Хоть ножами режьте, не буду ни за что на свете.
Когда выхожу из душа, слышу, как внизу открываются ворота. Я замираю, но паника длится недолго — Тим поспешно поднимается и встречает прямо у дверей ванной.
— Идем, — тянет за собой в комнату. — Тебе надо одеться.
— Что происходит? — Тороплюсь за ним.
— Покажу тебе что-то, — улыбается он. — Поспеши.
— Эм. Сейчас. Ладно.
Я быстро переодеваюсь в сухую одежду, напяливаю носки, кроссовки. Тим тоже переодевается, я краем глаза рассматриваю его фигуру. Не могу не отметить синяки на животе, боках, ребрах — сильно же он упал, оказывается. Жуткие черные пятна.
Тим натягивает черную толстовку, и мы вдвоем спускаемся вниз. Выходим на улицу, и я открываю рот от восторга.
Перед нами огромный американский фургон. Из тех самых, которые дома на колесах, плюс в них есть огромный отсек для машины. На таких гонщики перевозят тачки на большие расстояния. Видно, что не новый, но классный.
— Да, фургон привезли… — тем временем говорит Тим в трубку. — Уже, ага.
На часах четыре утра.
Он продолжает:
— Да, я тоже думаю, чем раньше выедем, тем лучше. Буди Гриху, погрузим, и в путь. Водитель приедет ровно в шесть.
— Солидно! — восхищаюсь я. — Вы про этот прицеп говорили?
Тим открывает дверь, и я захожу в довольно просторную комнату, в которой можно встать в полный рост. Спальное место, стол, стулья, небольшая кухня…
— Вау. Уютно. Какой у тебя план?
— В Сибирь. Поищем спонсора.
— Как?
— Есть идеи, — улыбается Тим. — Нравится?
— Эм… Очень необычно. Но прикольно. Только… я не поняла, ты разбудил парней, чтобы выехать пораньше. Но в десять у нас передача меня Шилову. Эй, ты не забыл?
Он ничего не отвечает. Прохаживается вокруг фургона, открывает задние двери, смотрит на площадку, предназначенную для боевого мерса.
— Тим? Ты скинул Шилову реквизиты для перевода денег? — Я начинаю беспокоиться. — Как мы договаривались.