Ремонт человеков
Шрифт:
Я тушу сигарету и иду в туалет, руки и ноги все еще в пупырышках, ползающие мурашки, неприятно покусывающие тело.
Сажусь на унитаз и чувствую, как мне сразу становится легче, переполненный пузырь освобождается, такое же чувство невероятного счастья, как утром у Седого.
Вчерашним утром, скоро будут сутки, как я ношу в себе его кубик.
И скоро почти два часа, как этот кубик — в нем.
Я смотрю на свои ноги и вдруг понимаю, что завтра утром мне придется их брить.
Черные
Отвратительные черные точечки. Черные и жесткие.
Женщины с волосатыми ногами вызывают у меня отвращение, хотя есть женщины, которые никогда их не бреют.
Одна такая попадается нам на платформе метро, пока он ждет поезда.
Хорошо видны черные волосы за плотно обтягивающими ноги колготками.
Волосы лежат странными спиральками, будто она сделала им укладку.
Я предпочитаю, чтобы мои ноги были гладко выбриты и завтра утром надо будет этим заняться.
Когда он уйдет на работу, хотя теперь я понимаю, что он может сделать совсем другое.
Оставить машину на стоянке, а сам сесть в автобус, и затем перепрыгнуть в метро.
Прыг–скок, осторожно, двери закрываются.
Я выхожу из туалета и иду в ванную — вымыть руки.
Я всегда и после всего мою руки, так меня воспитали с детства.
Мыть руки и чистить зубы, минимум два раза в день. Утром и вечером.
Снотворное уже начало действовать, меня качает, будто я опять хлебнула коньяка.
Только голова вдруг стала легкой. Необыкновенно легкой, вся тяжесть куда–то прошла.
Если я сейчас доберусь до кровати, то усну сразу же и так и не узнаю, куда это мы с ним едем.
В метро, напротив центральной двери, которая только что закрылась.
Поезд проезжает освещенную платформу и скрывается в темном тоннеле.
Я иду в спальню, придерживаясь рукой за стенку — меня все еще качает и я боюсь упасть.
С грохотом рухнуть на пол и перебудить весь дом.
Разбудить его, он встанет и начнет бегать вокруг меня, а потом бросится к телефону — вызывать «скорую».
Мне не надо никакой «скорой», я и так справлюсь со всем сама.
Я всегда справляюсь со всем сама, я сама пошла к Седому и сама имплантировала ему второй кубик.
И теперь сама должна расхлебывать все это.
То, во что вляпалась.
И не вчера, не сегодня — больше, чем восемь лет назад.
Я добираюсь до спальни, ноги почти не идут, мне хочется скорее лечь и накрыться одеялом. Мне хочется, чтобы было тепло и спокойно, и чтобы моя голова была абсолютно пуста. И тогда я смогу уснуть, а утром спокойно встать с кровати и думать, что мне делать дальше.
Потому что сейчас
Он встает с места и идет к выходу из вагона.
К тому, центральному, что прямо напротив нас.
Поезд выезжает на очередную платформу, тормозит, а затем останавливается.
Двери открываются и мы выходим наружу.
Я подхожу к кровати и смотрю на то, как он спит.
Он опять перевернулся, теперь снова спит на спине.
И опять — безмятежно посапывая.
Хотя на самом деле он вновь едет на эскалаторе, а я — рядом с ним.
Какая–то игра в кошки–мышки, когда у одного из нас завязаны глаза, вот только у кого? У него или у меня?
Наконец–то я забираюсь под одеяло, глаза слипаются, ненавижу снотворное, потому что утром после него всегда болит голова. И приходится пить кофе. Не одну чашку, и даже не две.
Три, а то и четыре.
И лишь после третьей, а то и четвертой в голове что–то щелкает и все становится на место.
Туман рассеивается, мир становится кристально прозрачным.
Как только что вымытое весеннее окно.
И ярким, как весенняя листва.
Первая весенняя листва через начисто отмытое и насухо вытертое весеннее окно.
Он выходит на улицу, район мне совершенно не знаком.
Трамвайная остановка и дорога, полная машин.
Я сделала глупость, что выпила эту таблетку.
Мне так и не узнать, куда это мы едем.
Я засыпаю, головоногая тварь устраивается спать тоже.
Осьминог, кальмар, каракатица.
Каракатицу еще называют «чернильницей».
Осьминог — восемь ног.
Кальмар придает салату восхитительный вкус, нежный и с легким морским привкусом.
Он подходит к обочине и начинает ловить машину.
Стоит, подняв руку.
Солидный сорокалетний мужчина, торопящийся куда–то по делам.
Его жена выпила снотворное и сейчас забудется сном.
Легким и без сновидений.
А может, что и тяжелым, но тоже без сновидений.
Их мне хватило на эту ночь.
Хотя это все, что угодно, но только не сны.
Наконец он останавливает машину и садится рядом с водителем.
Я втискиваюсь рядом с ним, он хлопает дверцей, машина трогается с места.
И я засыпаю, а когда просыпаюсь, то его уже нет рядом. На часах полдевятого утра и слышно, как он возится в прихожей. Видимо, собирается уходить.
— Ты позавтракал? — спрашиваю прямо из постели.
— Прости, — говорю ему, — но мне пришлось пить снотворное, никак не могла уснуть.
— Закроешь двери сам или мне встать?
Он говорит «До вечера!», захлопывает дверь, слышно, как поворачивается ключ в замке.