Рейд за бессмертием
Шрифт:
— Кормим?
— А как же?! Не хотят пищу от нас брать. Думают, мы свинину им суем.
— Что с детьми?
— Все плохо!
Я замер перед огромной тысячной толпой, из которой доносился несмолкающий ропот. Наверное, это ужасно — считать себя свободным, пусть и под не утихавшим день и ночь артобстрелом, и вмиг оказаться на положении бесправного раба?! То, что ты спасся, сохранил жизнь — эта мысль придет позже. А пока все ждут ужасного. Насилия над женщинами, убийства детей, добивания беспомощных раненых. У меня не было ни сил, ни
Сотни непонимающих, что происходит, и видевших столько ужасов детских глаз! От них — мороз по коже. Какая судьба их ждет?
Сотни потухших женских глаз. Их владелицы потеряли все — отцов, братьев, мужей… Многие — детей. Как вернуть их к жизни?
Мерзкая изнанка войны! Я схватился за грудь. За то место, где лежало письмо Тамары. Только оно мне придавало сил на задуманное. Помогало вырваться из круговорота мыслей о том, что мы преступники. Мерзкие, гадкие позабывшие Бога людишки, отправившиеся в горы нести свет цивилизации.
Цивилизации? Мы принесем блага?! Мы, искупавшиеся в крови и нечистотах?!
Я больше всех на этом свете, в это безумное время для моей родины, знал, что в итоге, после всей пролитой крови и страданий как русских, так и кавказцев, в выигрыше останутся все. Почти все! Те, кто выживут в мясорубке Кавказской войны. Их дети, внуки, правнуки… Появятся дороги, больницы, школы. Люди перестанут бояться за жизнь своих близких. Самые буйные смирят свой нрав. Будут в аулах праздновать свадьбы и рождение первенцев. Гордиться собранным урожаем…
А потом придут те, кто захочет оживить тени прошлого. Перевернув с ног на голову все, что было. Надругавшись, если разобраться, над честью и славой предков. Извратив саму суть ислама…
Я вздрогнул. Из толпы на меня смотрели детские глаза. Глаза Богини. Той самой богини Кавказа, которую я встретил в ауле убитого мной в поединке княжича Бейзруко. Которую он хотел отдать за мои револьверы. Богини, которой еще не достало одеться в мрамор, как той девушке из кунацкой, заставившей всех гостей умолкнуть при одном взгляде на нее. Глаза принадлежали девочке, которой не нужно ждать, пока распустится с годами, как водная лилия при свете солнца. Она уже абсолютно обворожительна. Прекрасная, как только может быть прекрасен ребенок, окутанный в невинное кокетство в сознании своей будущей власти над мужчинами. Неосознанной, но данной ей Богом при рождении. Идеальные черты лица в обрамлении черных кудряшек, блестящие черные глазенки — и непередаваемая игра мордашки, менявшая свое выражение ежесекундно. От готовности разразиться горькими слезами до желания смеяться над чем-то забавным.
Охренеть! Ведь ей лет шесть-семь, не больше!
Я неслучайно нарядился в черкеску, в мою такую привычную черкесскую броню Зелим-бея. Даже эполеты цеплять не стал. Ко мне уже присмотрелись за неделю. Моя лысая голова слишком выделялась среди офицеров четырех полков, включенных в Чеченский отряд. И в русском лагере подобную вольность с формой
— Есть тут кто, говорящий по-турецки? — громко крикнул, привлекая всеобщее внимание.
К моему восторгу, ко мне, расталкивая оцепеневших пленных, протиснулась будущая богиня Кавказа. Ну, как протиснулась? Она просто вышла ко мне, к линии караулов, словно ледокол, рассекающий толщи ледяных торосов. Люди перед ней расступались. Непростая девочка, ох, непростая. Ей здесь не место.
— Я знаю турецкий, эфенди. И немного арабский, чтобы читать Коран. И аварский, конечно. На нем говорят в моем ауле, в Коло.
— Кто ты, о, прекрасная дочь гор?
Девочка потупила глазки. Вместо нее ответил какой-то старик.
— Это дочь Сурхая, великого ученого и мудрого кадия.
Сурхая? Того самого Сурхая, который создал систему обороны Ахульго и чьим именем названа гора, обильно политая русской кровью? И это его дочь?! Она явно выделялась из толпы своим нарядом и своими властными манерами девочки, привыкшей отдавать приказы прислужницам.
— Где мой дада? — требовательно спросила мини-богиня.
Я сглотнул. Весь русский лагерь знал, что Сурхай убит при штурме совсем недавно. Неужели дочери об этом не сказали?
— Где ее мама?
— Погибла, — ответил старик и уставился на меня, будто я был виновен в смерти неизвестной мне женщины.
Так-так, передо мною сирота…
— Я спросила! — требовательно сказала девочка, не отводя от меня своих глаз. — Где мой папа?
— Как зовут юную принцессу?
— Не называй меня принцессой! Папа учил меня скромности! А зовут меня Суммен.
— Суммен! Какое красивое имя! А что оно означает?
— Прежде ответь на мой вопрос.
Несмотря на ужасную ситуацию, я не мог не восхититься тем, как держалась, говорила и вела себя эта шестилетняя девочка. Может от того, что только что «разговаривал» с Тамарой, подумал о том, что Суммен уже обладает всеми теми качествами, которые в будущем сделают её блестящей женщиной. Такой же, как моя жена. Еще пожалел, что нет у меня стирателя памяти, как у «людей в черном». Сейчас бы щелкнул и не нужно было бы отвечать на вопрос девочки, открывать ей страшную правду.
— Суммен! Тебе нужно знать лишь одно: твой папа — настоящий герой![1]
— Я знаю. Ты боишься мне сказать, что он погиб?
— Суммен…
— Все боятся сказать мне правду.
— Все её не знают наверняка.
— И ты?
— И я.
— Значит, он может жив?
— Да, может.
— Хорошо. Если он жив, он обязательно меня найдет.
— Не сомневаюсь.
— Почему ты лысый? Ты бреешь голову, как правоверный?
Я опешил от столь резкого перехода в разговоре. Даже не нашелся, что сразу ответить.