Рейд за бессмертием

Greko

— Если все из аула побегут с детьми на руках, кто воевать будет? — сварливо ответствовал генерал. — Ладно, черт с тобой, Девяткин. На первый раз прощаю. Ты вот что… В картах разбираешься?

Вася неуверенно кивнул. Топографических карт он еще в этом мире не встречал. Предчувствие его не подвело. То, что ему показал генерал, походило скорее на цветную схему в коричневых тонах.

— Мы здесь, — ткнул Пулло пальцем в надпись «Сурхаева башня». — На противоположной стороне, за рекой, стоят караулы ширванцев. А справа никого нет, — Пулло сместил палец вправо и поднял его вдоль двойной линии — условного обозначения

реки Андийское Койсу. — Если Шамиль вздумает бежать, то некому его здесь встретить. Пойдешь в лагерь. Детишек сдашь маркитанту. Сам же заберешь в моей палатке свой штуцер, вернешься ко мне и вместе с полувзводом куринцев отправишься вот к этой точке, — Пулло показал на карте нужное место. — Сухарей с собой забери на три дня. Будете там сидеть в секрете. И отстреливать всех, кто попытается сбежать.

Генерал-майор промолчал о своих истинных мотивах. Его, конечно, волновала судьба Шамиля. Но куда больше его интересовало золото Ахульго — казна имама, которая, по слухам, могла быть в ауле. Как показали пленные, на широкие полотна бязи были пришиты золотые русские монеты, большей частью доставшиеся Шамилю после разграбления сокровищницы аварских ханов Гамзат-беком. Заманчивый куш! Пулло всем сердцем желал им завладеть.

Коста. Ахульго, 22 августа 1839 года.

«Девяткин, Девяткин… Знакомая фамилия. Где-то я ее слышал, — думал я, напрягая память. — Неужели это тот самый чемпион Черноморского флота, про которого мне говорил Раевский? Вряд ли… Больно далеко от кавказского побережья».

Я стоял перед входом в ущелье. Ладони были влажные, хоть отжимай. Волновался. А как не нервничать?

— Вы, Ваше Благородие, не извольте волноваться, — «успокоили» меня солдаты. — Коли убьют вас, вынесем тело и маменьке вашей отправим.

— Нету маменьки, только жена.

— Значица, супружнице вашей передадим.

Первый мой бой, да еще какой! Взобраться на почти отвесную кручу по незаметным козьим тропам под огнем противника на сорок метров — на тринадцатиэтажный дом! Сверху сыплются сплошным потоком камни. И человеческие тела, ковры, лохани… Черте что наверху творится! Бой уже идет почти над самой головой: кабардинцы почти прорвались к висячему мосту. Хорошо хоть отвлекают на себя мюридов! Но и нам придется попотеть. Все удобные площадки на подъеме перекрыты завалами общим числом десять штук. Столько насчитали апшеронцы, когда вчера лазали на противоположный склон, пока моя рота скучала в резерве. Баррикады на речке, доставившие столько неприятностей при первом штурме, мюриды бросили. Не выдержали трупной вони. А нам выбирать не приходилось: терпели, подавляя с трудом рвотные позывы.

— Пора, господин поручик! С богом! — напутствовал меня майор Тарасевич. Он снова командовал отрядом, оправившись от ранения, полученного во время несчастного дела 16-го июля. — Сейчас мои дух переведут и полезут следом за вами.

Рота двинулась вперед по моей команде, сжимая в руках не только ружья, но и крепкие веревки, а также молотки, крючья и железные клинья. Я расстарался: приказал раздербанить походную полковую кузню. Подробно объяснил подчиненным офицерам, для чего все это нужно.

— Откуда вы все это знаете, господин поручик? — удивились взводные.

— Довелось мне по горам полазить, — туманно ответил. — У Эльбруса перевал прошел.

Объяснения

хватило. Офицеры разбежались инструктировать роту.

Ширванцы проникли в узкую теснину, которую могли бы оборонять буквально несколько человек. Первая пара сложила ружья ступенькой. Начала подниматься вторая. Я за ней, поторапливая. Следом остальные. У первого же завала нас встретили выстрелы мюридов. Фуражка улетела, поминай как звали, пробитая несколькими пулями.

— Вперед! — заорал я и бросился по узкой тропинке сам, выставив револьвер.

Солдаты карабкались следом. Штыками расчистили дорогу, сбросив горцев вниз.

Оглядываться смысла никакого. В затылок тяжело дышали бойцы. Их услужливые руки поддерживали, когда терял равновесие, поскользнувшись или наступив на неустойчивый камень. Так и перли от завала к завалу, теряя товарищей. Меня Бог пока хранил: все пули достались мундиру, не зацепив тела.

Наш натиск оказался неожиданностью для защитников. Пердячим паром добрались до креплений висячего моста, не позволив его срубить. Тут и соединились с кабардинцами, перебиравшимися по раскачивающейся переправе с другого утеса.

— Молодец, поручик! — хлопнул меня по плечу возбужденный Тарасевич. — Лихо с канатами да с крючьями придумал! Дальше мы, апшеронцы, а вы дух переведите!

Его рота рванула догонять егерей, шустро гнавших перед собой визжащую толпу лезгинов. Сверху стали бросаться с кинжалами в руках отчаянные смельчаки — совсем юнцы — прямо на торчащие вверх штыки кабардинцев, пробиравшихся по мосту. Они пытались перерубить канаты моста, но мои ширванцы скидывали их прикладами в пропасть. С ужасом я увидел, что подобный смертельный трюк попыталась проделать женщина! С душераздирающим криком она кинулась вниз, но была сбита метким выстрелом с противоположного утеса. Одному мальчишке «повезло». Он ловко упал сверху прямо на нужный канат, разрубил его и тут же погиб. Мост закачался на одном канате. С него посыпались егеря.

— Крепи! Крепи! — надрывал я голос, хватаясь за обрывок каната.

Кое-как его закрепили.

Бой переместился на верхнюю площадку. От передовых укреплений тоже доносились выстрелы и русское «Ура!». Видимо, Пулло, уловив замешательство мюридов и общую сумятицу, бросил роты апшеронцев на штурм первой линии окопов Старого Ахульго. В воздухе витал дух победы. Наступил тот самый неуловимый момент, когда силы нападающих удесятеряются, а у защитников опускаются руки. Лезгины растерялись. Слишком неожиданной вышла слаженная атака. Слишком уверились они в неприступности твердыни и теперь, видя гяуров на улицах аула, могли лишь с упорством отчаяния попытаться продать свою жизнь подороже.

Взлетевшие наверх две роты апшеронцев Тарасевича и две роты кабардинцев майора Денисенко встретил дружный залп мюридов, собравшихся с духом и пытавшихся выстроить грамотную оборону. И тут же их снесла картечь с другого утеса. Я увидел, что наши каким-то невероятным образом затащили в Новое Ахульго два горных орудия и теперь поддерживали наступающие войска. Когда мои ширванцы добрались до верхней площадки, нашему взору открылись страшные последствия этого залпа. Кругом валялись разбросанные тела, а люди двух майоров добивали уцелевших штыками. Без приказа моя рота устремилась вслед за ними. Меж узких улиц закипел яростная схватка, распавшаяся на десятки одиночных сражений.