Рейд за бессмертием
Шрифт:
— Хорошо, — согласился Шамиль. — Я напишу письмо, чтобы они подумали, что я торгуюсь.
Текст составили после недолгого обсуждения. Смысл его сводился к тому, что имам не может явиться в лагерь к сердару урусов, ибо в русском лагере много кровников Шамиля и он опасается за свою жизнь. Имам попросил месяц отсрочки, прекрасно понимая, что Граббе не согласится.
На следующий день из русского лагеря прибыл Юнус. Его отправил сам командир Чеченского отряда за ответом. Мюрид был зол и печален из-за того, что ему навязали
— Как мой сын? — первым делом спросил его Шамиль.
— За ним присматривает Чаландар.
— Что его ждет, узнал?
— Отправят в Петербург. Будут из него воспитывать верного слугу царя, как и все они, лишенные своей воли. Кого не спрошу, отвечают: мы люди подневольные.
— И на нас хотят царское ярмо возложить. Не бывать этому. Лучше я умру! Передай Граббе мою просьбу: пусть отдаст моего сына старейшине Чиркея, Джамалу.
Юнус покорно кивнул.
— Русские просили, чтобы мы отпустили женщин и детей.
— Намекают, что снова будет штурм, — усмехнулся Шамиль.
— Хотят, чтобы ты остался один-одинешенек, — горячо добавил Юнус.
— Пусть жены и дети чиркеевцев покинут лагерь. И своих забери, Юнус. Пусть не думают, что я хочу за женскими спинами схорониться.
Мюрид попросил собрать тех, кто выйдет вместе с ним к русским. Сам же тайком позвал своего друга, Тагира из Унцукуля.
— Джамал готовит побег имама. Никто в горах не желает его смерти. Подбери пещеру в обрыве над Койсу, куда можно будет спрятать Шамиля и его семью. Такое место, чтобы сверху никак не попасть, но несложно спуститься к Ашильтинке по козьей тропе.
— Есть такое место! — серьезно кивнул Тагир. — Раз дрогнули сердца самых смелых, жди беды. Боюсь только сложно будет уговорить имама.
— Придет время, и я вернусь, чтобы тебе помочь.
Юнус возвратился в лагерь. Отдал письмо Шамиля. Граббе рассердился.
— Долго он еще выкручиваться будет?! Кто эти кровники, которых он опасается?
— Наверное, имеются в виду аварские ханы, предводители горской милиции, особенно, Хаджи-Мурад, — пояснил Пулло. Он снова возвысился в глазах генерала — благодаря храбрости куринцев и собственному мужеству, проявленному на переговорах.
— Но их здесь нет!
— Это не важно. Имам ищет любой предлог.
— Хорошо. Я обещал три дня, останусь хозяином своего слова. Пусть Юнус завтра отправится в Ахульго и скажет Шамилю, что ему ничто не угрожает. Но месяца я ему не дам. Пусть не надеется. Да и нет у меня этого месяца! Пойдут дожди, на перевалах ляжет снег… Как мы осенью вернем в места дислокации отряд в летнем обмундировании?
… На следующий день чиркеевец принес новое письмо от Шамиля. Тот просил теперь изменить ему местопребывание после свободного выхода из замка.
«Я вручил вам моего сына, как доказательство своей искренности. Какие еще доводы мне принести, чтобы убедить вас
— Он выбирает места, из которых может легко сбежать, — хмыкнул Граббе.
— Он выбирает места, — возразил Пулло — на которые мы точно не согласимся.
— Завтра у него последний день. Попробую надавить на Юнуса, чтобы он уговорил Шамиля все же прийти в мой лагерь.
20-го мая мюрида позвали в кибитку генерала из палатки, где он жил с Джамалэддином.
— Шамиль ведь прислушивается к твоим словам. Иначе он не послал бы тебя со своим сыном. Сам видишь, вы здесь в безопасности. Никто вам не угрожает и не мешает отправлять мусульманские требы. Пусть и он приходит к нам. От этого только все выиграют.
— Он не пойдет, — честно признался Юнус. — А даже если бы и захотел, его бы не отпустили.
— Ты все же попробуй!
«Попробовать?! Ну уж нет! Чаландар меня предупредил: 'не пускай Шамиля в лагерь гяуров. Они его схватят и никогда не выпустят».
Мюрид не сдержался. Все эти дни в русском лагере он находился в таком напряжении, что лишь опасение за сына Шамиля удерживало его от опрометчивых поступков. Весь этот совершенно чуждый мир северян-безбожников был противен самому его существу. В людях, которые его окружали, он видел собак, существующих, но не живущих. Или живущих, непонятно ради чего. В грязи рядом с водой. С барабанным грохотом вместо благословенной тишины гор. Распевающих свои дикие песни и пляшущих во время намаза. Вся его вера, все идеалы, которым он поклонялся, толкали его на подвиг шахида-мученика.
— Имам решил бороться с вами не на жизнь, а на смерть, — ответил прямо Юнус. — Он больше вам не верит. Вы обещали заключить мир, если он выдаст в аманаты своего сына. Требование ваше исполнено, но обещанного нет. Вы дали слово снять осаду, если семейства будут выпущены на свободу из осажденного укрепления. Желание ваше исполнено, но обещания остаются пустыми звуками.
— Что ты болтаешь, дикарь?! Когда я обещал снять осаду?! Когда предлагал мир? Только сдача в плен без оружия… Приказ императора…
— Вам, русским, имам больше не верит: он считает вас народом лицемерным, не заслуживающим доверия.
Граббе и тут не изменил своей выдержке. Выслушав перевод, он крикнул:
— Конвой!
В кибитку вбежал Вася с товарищами.
— Возьмите этого лицемера и отведите к Ахульго. А своему идолу передай: мне нет дела до его желаний! Приказано взять его в плен, и я его возьму! Но пусть он тогда не ждет пощады или снисхождения. Он будет казнен или сослан в Сибирь. Даю последний шанс до полуночи: не вернешься с положительным ответом, снесу ваши утесы к чертовой матери!