Режиссёр смерти: Последний дебют

Кипари Сан

– И я могу с первого взгляда понять, кто к кому прекрасно подходит, – продолжил Гюль. – К примеру: Элла со Стюартом будут вместе до конца (думаю, вы и без меня видите их крепкую любовь), как и Марьям со Львом.

Марьям Черисская и Лев Бездомник покраснели и уставились друг на друга.

– Да-да, вы, – усмехнулся Гюль. – Думаете, не видно, как вы переглядываетесь? С самой первой встречи не можете оторваться друг от друга, особенно Марьям. Вы ведь любите друг друга, но пока ещё не признались в этом.

– Вообще-то, признались... –

полушёпотом сказал Бездомник, нежно взяв Черисскую за руку.

Элла удивлённо уставилась на подругу, не зная, что та тоже нашла покорителя своего сердца, и искренне обрадовалась.

– Марьям, дорогая моя, поздравляю тебя! – воскликнула она, приподнялась и крепко обняла подругу. Все с умилением глядели на них. – Но почему я про это не знала?

– Я стеснялась тебе сказать, но, раз уж нас обличил господин Ворожейкин, я признаюсь сейчас. Мы со Львом с первого взгляда влюбились друг в друга; между нами пронеслась искра.

– Да, – подтвердил Лев, – а вот передо мной вся жизнь перед глазами пронеслась, и я понял, насколько она была серой и ничтожной. Я очень рад, что пробрался в это место и встретил мою драгоценную Марьям.

Он поцеловал возлюбленную в щёку и приобнял её.

– Это всё мило, – с лёгкой досадой сказал Пётр, – но что насчёт вашей жены, господин Ворожейкин? У вас, насколько знаю, дочь есть и внучка.

– А тренера не играют, как говорится, либо играют, но очень плохо. У меня было три несчастных брака: жёны мне изменяли, а вторая сбежала с любовником, оставив у меня на руках дочку. Вот такие пироги, – вздохнул Ворожейкин.

– Невкусные, какие-то, пироги... – пробубнила Ева, с сожалением смотря на поэта.

– Ну, это всё прошлое, а прошлое уже не вернуть и приходится с ним мириться. Зато у меня есть любимая доча и внучка, которых я люблю больше жизни. Надеюсь, они не сильно за меня волнуются и не знают, во что я ввязался. Не хочу, чтобы они нервничали из-за меня лишний раз.

Все на мгновенье замолкли.

– Ну, кто следующий? – разрушила тишину Илона Штуарно.

– Могу я, в принципе, – сказала Ева Вита.

– Давай!

– Эм... – она начала ломать свои пальцы. – У меня есть большой секрет, который я ото всех вас тщательно скрывала, но которым хочу поделиться, ибо у меня не осталось сил терпеть: я до безумия люблю господина Затейникова, но, как видно, он предал мою любовь, о которой прекрасно знал.

– Боже... – ужаснулись некоторые.

– Он не отвечал мне взаимностью, но постоянно покрывал комплиментами и даже умудрялся раз через раз флиртовать со мной... Если бы не он, я бы не смогла принять себя и свой голос.

Был период времени, с пятого по седьмой класс, когда я ненавидела свой голос всей душой, потому решила молчать. Я молчала целых два года; родителям было на это всё равно, потому что они не обращали на меня внимания и не говорили со мной; одноклассники совершенно меня не замечали. Друзей у меня, очевидно, не было. Мне хотелось,

чтобы хоть кто-то принял меня, поговорил со мной, и именно тогда я познакомилась с господином Затейкиновым, который помог мне вернуть свой голос и полюбить его. Часто вместо уроков я посещала его театр, выступала с остальными именитыми актёрами и была по-настоящему счастлива, ведь была в месте, где меня все любили и хвалили, где я была ценна и важна. Я старалась изо всех сил и достигала успехов, которые мне даже и не снились. Я исполнила свою детскую мечту...

Понимаете, что для меня значил и значит господин Затейников? Я росла вместе с ним, я была полностью в его власти, была его маленькой «звёздочкой», а что сейчас? А сейчас он предал меня, оставил здесь, в месте, где есть убийца, где есть шанс, что его маленькая «звёздочка» жестоко потухнет раз и навсегда и...

Ева не сдержала водопад противоречивых эмоций и горько разрыдалась. Элла Окаолла, Марьям Черисская и Максим Убаюкин подошли к ней, крепко обняли и дали платочек, дабы она утёрла слёзы и высморкалась.

– Раз уж ты росла вместе с ним, – спокойно начал Пётр, – то можешь сказать, в какой период времени у него поехала крыша?

– П-после смерти его лучшего друга, которого он любил и ценил всем сердцем... Но кто это, я так и не поняла, да и он не рассказал мне. Это была единственная тайна, которую он от меня сокрыл и скрывает до сих пор, а я даже завидую этому другу. Он мёртв, а господин Затейников до сих пор дорожит памятью о нём...

– Значит, ты не знаешь?

– Не знаю...

– C'est dommage (фр.: Жаль)

– Ева, – внезапно для всех начал Борис Феодов, – звёздочка наша, этот гад не достоин твоей любви, ты ведь это сама прекрасно знаешь. То, что он помог тебе, не означает, что ты должна вечно любить его. Оставь свою любовь к нему и живи для себя, а не ради него. Я же вижу, что ты, ёмаё, до сих пор любишь его и страдаешь от этой своей любви. Оставь его, пожалуйста; я очень боюсь вида женских слёз и не знаю, что сделать, чтобы утешить тебя.

– Спасибо, господин Феодов... Но вы не знаете силу женской любви; я не мог так просто отречься от неё и отвернуться от того человека, что сделал для меня всё, когда остальным было всё равно. Но спасибо вам, правда. Я постараюсь не плакать, чтобы не пугать вас.

Ева лучезарно улыбнулась сквозь слёзы, что продолжали скоротечно течь из её красивых васильковых глаз.

– Я закончила. Передаю слово следующему.

– И-и кто же им будет? – в нетерпении спросила Илона, не обращая внимания на чувства Евы, которые она считала пустяком. – О, придумала! Эй, ты, чёрный доктор! Будь следующим, а то я вспомнила, как господин Затейников что-то сказал тебе, и ты весь побледнел. Он упомянул какую-то девушку... Кто она?

Табиб Такута посерел: глаза его потухли, руки задрожали, к горлу подступил колючий ком. Взяв себя в руки, он медленно начал говорить: