Режиссёр смерти: Последний дебют
Шрифт:
Погода всегда была мрачной, под стать всеобщему настроению и мешала кирнарцам пробираться в остальные города, тем самым руша их злобные планы по захвату территории. Об ужасах концлагерей рассказывать нет смысла, так как вы сами понимаете, что там творилось. Ужас, самая настоящая Преисподня на земле!
Мне было двенадцать, когда меня, моих друзей Лёву и Перри и ещё нескольких человек взял к себе домой прислугой комендант лагеря. Он считал нас за животных: мы пили и ели из мисок на полу, спали на привязи на улице, прямо на траве. Он постоянно бил нас, унижал, плевал нам в лица и ухмылялся своей противной улыбкой. Я постоянно
Спустя некоторое время самый слабый из нас повесился. Глупый слабак! Я ненавижу самоубийц, ведь это – слабые, ничтожные люди, не способные жить. Нет, Сёма, тебя я не зову слабаком: ты всё ещё живёшь и борешься со своим недугом, значит, ты силён.
– Спасибо, Боря... – Сэмюель кивнул. – Я краем уха слышал про эту войну с кирнарцами, но... как вы выжили?
– Да легко! Мы сдружились с младшим братом Перри и по совместительству сыном коменданта Пеппером. У нас зародился план, который мы прорабатывали больше полутора года: мы собирались замаскировать Перри и поставить его вместо коменданта, чтобы он ослабил военных, а пленных усилил. Пеппер своровал ключи от подвала и наших оков у своего отца, а его старший брат Перри начал буйствовать. Его заперли в подвале, а вечером всех усыпили снотворным. Лёва с Перри перетащили спящего коменданта в подвал, я запер его и Перри начал маскироваться.
О, как Перри профессионально сыграл роль коменданта! Наш план длился около двух месяцев: он велел вернуть меня, Лёву и остальных прислуг в лагерь, где мы готовили пленных к восстанию. Это и многие другие восстания прозвали «Восстанием яокских мертвецов».
– Я слышала про это! – воскликнула Ева Вита. – Тогда вооружённые пленные сражались с вооружёнными кирнарцами и победили.
– Да: мы с Лёвой вели всех вперёд и говорили не сдаваться. Итогом, мы победили и спустя двух лет осады Ренегурбса отрубили голову коменданту.
Все ошеломлённо и восхищённо смотрели на «безумца», который теперь в их глазах предстал отважным героем. Даже Максим был неподдельно восхищён тем, кто только недавно готов был убить его. Но в то же время все понимали, что у Бориса были явные проблемы с психикой, но никто не решился об этом сказать вслух.
– Ну, на этом всё? – с зевком спросила Илона, наконец отодвинувшись от Сэмюеля.
– Вроде да, – кивнул Пётр и тоже зевнул.
Стюарт хотел сказать, что последней осталась Элла, однако его возлюбленная незаметно для всех прижала палец к губам, тем самым говоря, чтобы он ничего не говорил. Скрипач промолчал и продолжил вереницу зевков.
– Ну, тогда давайте на боковую! – воскликнул Борис. – Спать очень хочется...
– Да, но вы не забывайте, что у нас... – зевнула Марьям. – ...цель поймать убийцу...
– Помним-помним, – лёг Табиб. – Всем спокойной ночи.
– Да, спокойной ночи!
– Поймаем убийцу!
– Bonne nuit! (фр.: Спокойной ночи!)
– Всем сладких снов!
Свеча потухла, – все легли под свои одеяла и почти моментально погрузились в сон.
Глава 5.5. Бал мертвецов
Крепко спи и помни, что ты не один,
И во сне увидишь танец балерин,
Что на сцене кружат и поют тебе:
«Крепко спи и помни о своей судьбе».
Крепко
Пусть нас окружают бедствия лавин.
Я с тобою буду рядом навсегда,
Даже если нас разлучит смертельная игра...
Тик-так, тик-так...
Часы гудели.
Тик-так...
Часы скоротечно бежали вперёд.
Тик... пуф!
Оркестр загромыхал до крови, что скоротечными струями полилась из ушей. Стюарт закрыл окровавленные уши и распахнул глаза, с диким ужасом озираясь по сторонам и тяжело дыша. Но дышать было больно и трудно, будто в горле вырос ком, состоящий из острых игл, что глубоко вонзались в плоть и царапали, рвали глотку. Он закашлялся, но рук от ушей не отводил. Между холодных пальцев, как и с подбородка, просачивались алые струи и окрашивали его белую одежду в багровый...
Когда незримый оркестр замолк, Стюарт вновь огляделся и вытер рот рукой. Однако вокруг никого не было, лишь он один, стоящий в тёмном пространстве, где, казалось, не было ни стен, ни потолка. В потерянности он направился в правую сторону, но, пройдя более тридцати шагов, остановился и направился уже в иную сторону, однако так и не смог наткнуться на что-либо, что дало бы ему подсказку о его местонахождении.
– Эй! Тут кто-нибудь есть? – эхом отскакивал от незримых стен его неуверенный голос.
Но никто не отзывался.
– Где я, чёрт возьми?! – после получасового бессмысленного хождения по чёрному пространству гневно вскричал он. Заметив, как вдали с левой стороны прорезался свет из приоткрытой и взявшейся из ниоткуда двери, Стюарт с блеском надежды в мутном глазе ринулся к ней, но замер в полуметре от двери.
При свете он увидел Затейникова, одетого в праздный оранжевый костюм и белое пышное кружевное жабо. Он тянул к нему свою ладонь в белой перчатке, сладко улыбался музыканту и, ещё выше приподняв ладонь, ласково запел:
Здравствуй друг мой, не пугайся меня.
Моё приглашение прими, потерянное дитя!
Я явился сюда за тобой из недр Ада...
Я явился к тебе, ведь твоя жизнь проклята!
Я руку свою к тебе тяну!
Её возьми и мы отправимся ко дню,
Когда взошёл ты на порог «ТарТара»,
Словно вступил ты в дом пожара!
Может, я изменю твою судьбу...
Не дождавшись, когда Стюарт возьмёт его за руку (что он делать и не собирался), Затейников цепко и больно схватил его за запястье и насильно втянул в следующую комнату. Прожектора ослепили оробевшего музыканта, что с испугом озирался по сторонам, активно моргал слезящимися глазами и пытался привыкнуть к свету.
Наконец привыкнув, Уик стал озираться кругом и изумлялся с каждым мгновеньем всё сильнее и сильнее. Он оказался в просторном бальном зале с высоченными белыми стенами с золотистыми орнаментами, расписным потолком с большой стеклянной люстрой и ступал по красной ковровой дорожке, которой, казалось, нет начала и нет конца.