Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Альфан и Мендрас предупреждают правительство в Париже

Альфан и полковник Мендрас по-прежнему слышали о советской тревоге относительно возможного изменения курса французского правительства. Еще и Лаваль твердил всем на свете, что он стремится к сближению с Германией. Мендрас предупредил в начале ноября, что СССР по-прежнему беспокоится из-за стабильности французской политики и успокоить его не удалось [673] . Альфан отправлял похожие депеши и телеграммы во французский МИД. НКИД в свою очередь отправлял через советскую прессу сообщения, которые писал Радек. Их замечали и Мендрас, и Альфан. Посол предупреждал, что, если Франция отвернется от СССР, Москва тут же изменит курс, опередит Париж и ответит на заигрывания Германии. В МИД заметили эту телеграмму и ответили на следующий день, выслав Альфану инструкции, согласно которым он должен был успокоить Литвинова [674] . Однако в ответ посол написал про слухи о возможной опале наркома. У Альфана были хорошие связи в советском правительстве. Его визави владели информацией и были не против поговорить. Внутри правительства шла тихая борьба, направленная против Литвинова, но информаторы посла полагали, что он их всех переживет. На самом деле нарком был слишком уверен в себе и пусть не требовал, — поскольку

никто не смел предъявлять требования Сталину, — но настаивал, чтобы его консультировали по вопросам внешней политики. Он мог выводить из себя коллег, например Кагановича и Молотова, хотя даже последний признавал его успехи. Соперничество было в основном личным, а значит, не могло повлиять на смену курса. Сталин, Ворошилов и Калинин поддерживали политику Литвинова, хотя к середине 1930-х годов в расчет стоило брать только Сталина. На самом деле основные рекомендации наркома дословно одобрялись Политбюро. В целом Альфан получил верную информацию. Однако он не мог скрыть свою тревогу, в которой пребывал довольно давно. Альфан отметил, что Франции крайне интересно, чтобы Литвинов оставался на своем месте [675] . Чего посол не говорил, так это того, что Политбюро, а по сути Сталин, решили сыграть в азартную игру и сделали ставку на Францию, но по объективным оценкам шансы на успех были крайне малы.

673

Mendras, compte-rendu mensuel. No. 16. 3 Nov. 1934. SHAT 7N3121.

674

Alphand. Nos. 505–511. 9 Nov. 1934. MAE, URSS/1004, 61–67; Laval (revisions by Leger) to Alphand, nos. 493–497. 10 Nov. 1934, ibid., 68–70.

675

Alphand. Nos. 518–520, very confidential. 13 Nov. 1934. MAE, URSS/1004, 74–76.

Полпред СССР в Германии Я. З. Суриц. Середина 1930-х годов

Даже Литвинов признавал сложности. «Германия делает отчаянные усилия, чтобы задержать сближение Франции с нами, — писал Литвинов новому полпреду в Берлине Якову Захаровичу Сурицу, — и вовлечь ее в какие-нибудь переговоры. С этой целью она запугивает Францию, распространяя слухи, с одной стороны, о якобы имеющемся германо-японском соглашении и возможности скорых совместных выступлений против СССР, с другой стороны, о серьезных политических и экономических переговорах с СССР, которые должны привести к восстановлению прежних советско-германских отношений. В то же время она весьма активно в Белграде и Бухаресте старается оторвать и эти две страны от Франции, в чем помогает ей и польская дипломатия» [676] .

676

М. М. Литвинов — Я. З. Сурицу. 4 ноября 1934 г. // АВПРФ. Ф. 082. Оп. 17. П. 77. Д. 1. Л. 193–191.

Польская ложка дегтя

Таким образом, борьба за коллективную безопасность велась по нескольким фронтам, и почти везде поляки играли роль ложки дегтя. Замнаркома Стомоняков давно с подозрением относился к польским мотивам и спорил с предыдущим полпредом в Варшаве Антоновым-Овсеенко. Литвинов отсутствовал, и Стомоняков, находившийся в Москве, предлагал выбрать более жесткую публичную линию в ответ на внешнюю политику Польши. Он писал, что она все больше ориентируется на Германию, а польская пресса ведет себя все враждебнее.

Не так плохо, как до советско-польского сближения, но все равно плохо. Пресса, лояльно настроенная по отношению к маршалу Пилсудскому, снова начала публиковать антисоветские статьи и использовать антисоветскую терминологию. Хуже всех был Ян Берсон, использовавший псевдоним Отмар — польский корреспондент в Москве, который работал на польское новостное агентство и полуофициальную «Газету Польску». Берсон тесно общался с Лукасевичем, польским послом в Москве, и Богуславом Медзиньским, редактором «Газеты Польски», который был контактным лицом Радека в 1933 году. Берсон положительно отзывался о советско-польском сближении, но за последний год его подход сменился на враждебный. Подобные статьи использовались в Польше, чтобы бороться с просоветскими настроениями. Что же делать? Стомоняков не считал правильным депортацию Берсона, во всяком случае на настоящий момент. Зачем создавать из него в Варшаве героя? Лучше ответить ему в советских газетах. Радек может написать необходимый комментарий. Кто лучше него знает, как использовать пренебрежение и сарказм? Поляк против поляка [677] . Стомоняков все еще надеялся повлиять на просоветские элементы в Варшаве, но где их искать? Если в Лондоне, Париже и других городах такие люди часто приходили в советское посольство, то в Варшаве это происходило крайне редко. Это были безымянные призраки, иногда мелькающие, как тени в ночи.

677

Б. С. Стомоняков — И. В. Сталину. 23 ноября 1934 г. // РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 635. Л. 279–281, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 28.11.2023).

Французы тоже были не слишком довольны поляками. Мендрас говорил о «возможной тайной перебежке» Польши и утверждал, что если Япония нападет на СССР, то Польша и Финляндия при поддержке Германии нападут с запада. По словам Мендраса, поляки задавались. «Они затеяли смелую игру с учетом их врожденной склонности к интригам и комбинациям с двойным дном, которая только развивается благодаря их роли заговорщиков в прошлом» [678] . Мендрас был довольно добрым человеком. Остальные представители французской элиты были другими. «Если Польша не хочет следовать за Францией и присоединиться к военному союзу с СССР… так значит, мы обойдемся без нее», — сказал начальник Генштаба генерал Вейган в 1933 году. «Мы будем рассчитывать на Россию и больше не станем беспокоиться из-за Польши», — присоединился к нему покойный Барту, который уже терял терпение на последней встрече с Беком [679] . Поэтому с французами было так трудно: они легко жаловались, но никогда не могли настоять на своем и начать действовать. И хуже всего обстояли дела у Лаваля. Если Франция перестанет беспокоиться из-за Польши и искренне заключит союз с СССР, это будет значить конец санитарного кордона. Польша может перейти на сторону Германии, и разгром Германии будет значить разгром Польши. Как следствие, исчезнет главный барьер, который мешает СССР проникнуть в центр Европы. Воспоминания о короле Франциске I и Сулеймане

Великолепном поражали воображение, но сталкивались с суровой реальностью. Была ли Франция готова отказаться от санитарного кордона?

678

Mendras, compte-rendu. No. 15. 5 Oct. 1934. SHAT 7N 3121.

679

Geraud A. (Pertinax). Les Fossoyeurs. Vol. 2: Petain. New York: Editions de la Maison Francaise, 1943. P. 43; Tabouis G. They called me Cassandra. New York: Charles Scribner’s Sons, 1942. P. 207.

Встреча Литвинова и Лаваля в Женеве

Литвинов все равно ощущал беспокойство. Он отправил телеграмму Розенбергу и попросил его связаться с Эррио. «Укажите ему от своего имени, что неясная позиция Лаваля и неоднократное подчеркивание им желательности франко-германского соглашения способны вызвать беспокойство у нас, поскольку Лаваль уже имел достаточную возможность войти в курс дел, можно ожидать более четкого выявления им своего отношения к франко-советскому сотрудничеству». Литвинов планировал встретиться с Лавалем в Женеве и надеялся услышать от него что-то более определенное относительно дальнейшего развития отношений. Чтобы наверняка привлечь внимание Лаваля, Литвинов велел Розенбергу сообщить Эррио, что в Москву поступают различные экономические и политические предложения от Германии. Немцы могли делать похожие предложения и Франции. «Можете сказать Эррио… что Вы, мол, опасаетесь, что это может породить взаимное недоверие между Францией и нами, чего Германия и добивается» [680] . Эррио ответил, что Лаваль отрекся от своих предыдущих взглядов «на возможность франко-германского соглашения». В любом случае министр сказал, что он «не допустит отклонения политики» [681] . Его слова должны были успокоить Литвинова, но этого не произошло.

680

М. М. Литвинов — М. И. Розенбергу. 6 ноября 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 666–667.

681

М. И. Розенберг — в НКИД. 10 ноября 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 828.

Нарком и Лаваль встретились в Женеве 21 ноября. Они провели вместе два часа. Литвинов телеграфировал в Москву, что «он [Лаваль] снова повторил» свои «обычные» слова про продолжение политики Барту и попытку заключить Восточный пакт. Затем разговор зашел о Польше и Германии. Литвинов наконец спросил, обсуждало ли французское правительство возможность отказа Польши и Германии (а они на самом деле уже отказались) заключить договор. Лаваль ответил, что нет. Возможно, он прочитал мысли Литвинова, так как стал решительно утверждать, что Франция не заключит соглашения с другими странами без СССР. «Он не скрывает своих стремлений добиться соглашения с Германией, но он мыслит себе это только при помощи и участии СССР». Эти слова Лаваля теперь уже все хорошо знали.

Литвинов продолжил: «Я указал Лавалю на попытку Германии соблазнить СССР разными заманчивыми предложениями как экономического, так и политического характера, каковые попутно, вероятно, делаются Германией и в Париже с целью сеять недоверие между обеими странами». Германии удалось отдалить друг от друга Польшу и Францию, и сейчас она пытается сделать то же самое с Францией и СССР. «Я спросил Лаваля, не считает ли он нужным предотвратить этот процесс». Лаваль поинтересовался, есть ли у Литвинова конкретные предложения? Если да, то они могут их обсудить.

Литвинов предложил взять на себя обоюдные обязательства не заключать политического соглашения с Германией без предварительного обсуждения и договориться о постоянном обмене информацией. По словам наркома, Лаваль сразу же ухватился за эту идею. «В дальнейшем он, однако, спохватился и стал медленно отступать от данного согласия». На встрече также присутствовал сотрудник МИД Франции Баржетон. Они с Лавалем предложили подумать над соответствующей формулировкой, а также подчеркнули необходимость держать все в тайне, «во избежание впечатления о советско-французском союзе» [682] . Важнейшая задача высших должностных лиц МИД Франции заключалась в том, чтобы не дать временным министрам начать действовать не по сценарию или слишком поспешно согласиться с политикой, противоречащей политике аппарата. Да, конечно, ответил Литвинов и предложил каждому подумать над формулировкой, проконсультироваться с правительствами и затем снова вернуться к этому разговору на следующей встрече. Так они и поступили на следующий день, 22 ноября. Лаваль предложил одностороннюю французскую декларацию. Литвинов — официальное двустороннее соглашение. У него был с собой черновик текста, и он зачитал его Лавалю и, вероятно, Баржетону, который должен был тоже присутствовать [683] . Лаваль рассказал послу в Лондоне Шарлю Корбену о переговорах с Литвиновым и недавнем предложении Германии улучшить отношения. Нарком хотел, чтобы Москва избавилась от сомнений, которые у нее возникали из-за этой ситуации. Соглашение было «исключительно формальным и временным» [684] . Другими словами, Лаваль велел Корбену заверить МИД Великобритании, что этот договор мало что значил. Это была небольшая уступка Литвинову.

682

М. М. Литвинов — в НКИД. 21 ноября 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 98—102, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 28.11.2023).

683

М. М. Литвинов — в НКИД. 21 ноября 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 103–104, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 28.11.2023); М. М. Литвинов — в НКИД. 22 ноября 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 105-10.

684

Laval to Corbin. No. 2042. 30 Nov. 1934. MAE, URSS/970, 235–237.

Тем же вечером Литвинов пригласил на ужин американского дипломата Хью Уилсона. Больше никто не присутствовал. Литвинов не упомянул об этой встрече Лавалю и не стал обсуждать проблему долгов и кредитов. Он все еще искал способы привлечь США к Женеве и к более широкой коалиции стран, которые могли бы сдержать потенциальных агрессоров, таких как Германия и Япония. Тут Уилсон не мог ему сказать ничего утешительного. Американская общественность выступает против участия США в решении европейских проблем. Литвинов понял, что его предложение не примут, и ему «придется придумать что-то еще». Одно Уилсон знал наверняка: «Во время всего разговора Литвинов всячески показывал, что он совершенно не доверяет Германии. Он полагал, что, пока у власти Гитлер, Германия похожа на бешеную собаку, и верить ей нельзя.