Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
С другой стороны, Крестинский отметил, что СССР не нравится, когда Госдепартамент на него давит. «Мы^ не хотим, чтобы американцы продолжали позволять себе обвинять нас в недобросовестности — в нарушении соглашения от 15 ноября [джентльменское соглашение. — М. К.]». И наконец Крестинский попросил Трояновского дать ему обратную связь по советским предложениям или идеям Литвинова, которые должны быть представлены Хэллу. «Мою просьбу дать отзыв по поводу схемы М. М. [Литвинова] Вы ни в коем случае не должны понять в том смысле, что, если бы Вам эта схема показалась приемлемой, Вы можете задержать вручение Госдепартаменту нашего меморандума. Нет, Вы должны, независимо от Вашего отношения к схеме М. М., провести в жизнь те указания, которые будут посланы Вам по телеграфу». Крестинский сделал интересный вывод из своей длинной депеши, в которой он хотел предупредить Трояновского о необходимости придерживаться инструкций, а не своих собственных взглядов на политику [618] .
618
Н. Н. Крестинский — А. А. Трояновскому. 21 августа 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 200–204.
Советское предложение стало еще одним компромиссом, о котором Трояновский рассказал Хэллу 24 августа. Однако госсекретарь от него отмахнулся и даже отказался обсуждать.
619
Hull to Bullitt. No. 214. 24 Aug. 1934. 800.51W89U.S.S.R./108A; «Conversation» between Troianovskii, Hull, Moore, and Kelley, State Department, Division of Eastern European Affairs. 24 Aug. 1934. 800.51W89U.S.S.R./112 И, NA RG59, box 4609.
Но надо отдать должное Буллиту: он не прекратил плести интриги против Литвинова. В начале сентября он встретился с Радеком, и у них состоялся долгий разговор. Радек, у которого, как помнят читатели, была плохая привычка лезть в дела НКИД, высказал мнение, что Литвинов не полностью информирует Сталина о ходе переговоров и пытается «добиться личного триумфа, выторговав наилучшие условия». Радек обещал проверить документы в секретариате у Сталина и потом связаться с Буллитом [620] . Через неделю заговорщики снова встретились. Радек сообщил, что он ознакомился со всеми документами в кабинете Сталина и считает, что Литвинов «передает факты без заметных искажений». «Вот черт», наверно, подумал Буллит. Но затем Радек вселил в него надежду. Он видел отчет Ворошилова о встрече с Буллитом. Читатели помнят, что у них состоялся разговор в американском посольстве после матча по поло в конце июля. По словам американского посла, Ворошилов подробно описал Сталину позицию американцев и потребовал принять их предложения. Сам Ворошилов иначе описывал их разговор. Затем Радек заговорил о депеше, которую Крестинский отправил Трояновскому, о важности отношений, в особенности с Францией, и о том, что нельзя создавать прецедент, так как Франция и Великобритания могут тоже начать требовать выплатить старые долги. Сталин сказал, что хорошие отношения с США «крайне важны». Это было правдой, но с этим были согласны не все в НКИД. Радек высказал мнение, что советскому правительству нужно «разработать новый принцип расчета», который удовлетворит США, но не Францию и Великобританию. Да, подумал Буллит, главное — это «принцип расчета, хотя советское правительство несомненно продолжит торговаться из-за процентных ставок» [621] .
620
Bullitt to Hull. No. 292, strictly confidential and secret. 9 Sept. 1934. 800.51W89-U.S.S.R./116, NA RG59, box 4610.
621
Bullitt to Hull. No. 304, strictly confidential and secret. 15 Sept. 1934. 800.51W89-U.S.S.R./124, NA RG59, box 4610.
На самом деле принцип расчета не был проблемой. Советская сторона хотела получить долгосрочный кредит, чтобы покупать за наличные, а американская сторона не хотела его предлагать. Вот в чем была проблема. Советское правительство было готово выплатить 100 млн долларов за долгосрочный заем на 20 лет. Это было втройне выгодное предложение для США: 100 млн в кармане в счет долга Керенского, 100 млн кредит, а по сути, ссуда, которая будет выплачена с процентами в течение 20 лет, и 100 млн краткосрочных коммерческих кредитов. А главное бизнес — серьезные сделки СССР с американскими компаниями. Что тут не годилось даже для славящегося своей скупостью торговца-янки? Да ничего. Проблема была в том, что Госдепартамент смотрел на все иначе, а Рузвельт был слишком занят другими делами, чтобы настаивать на своем решении. Была и более серьезная сложность: Буллит неточно передавал Вашингтону позицию СССР, из-за чего троица из Госдепартамента — Хэлл, Мур и Келли — полагали, что если они достаточно долго будут стоять на своем, то советская сторона сдастся. Это был худший совет, который когда-либо давали Вашингтону.
Однако обсуждение не затухло до конца. Мур, исполнявший обязанности госсекретаря, провел 4 сентября пресс-конференцию и ответил на вопросы о ходе переговоров. Он упомянул критику американского правительства, которое было ответственно за задержку в достижении соглашения и за то, что Госдепартамент называл «попыткой торговли». Однако Мур сказал, что все было иначе. «Это настолько далеко от правды, насколько возможно, — сказал он. — Когда станут известны факты, то будет понятно, что мы были настроены не только миролюбиво, но и максимально либерально и щедро» [622] . Конечно, восприятие — понятие относительное, но если одна сторона, в данном случае СССР, идет на важные уступки, а другая — США — ни на одну существенную, то можно заподозрить, что Мур не совсем верно воспринимает переговоры. Поскольку сомнения были как у собравшихся журналистов, так и у более широкой аудитории, было решено организовать еще одну встречу с Трояновским и назначить ее на 5 сентября на 20:30, что было довольно поздно для подобного мероприятия. Хэлл отсутствовал. Обсуждение начал Мур, исполнявший обязанности госсекретаря. Он рассказал про текущее состояние переговоров и быстро перешел к вопросу о том, почему они зашли в тупик, а именно, потому что СССР стал требовать долгосрочный кредит. Если советское правительство настаивает на ссуде, считая ее ответным шагом на согласие выплатить долг Керенского, то нет никакого смысла продолжать обсуждение. Мур рассказал про американское предложение коммерческих кредитов длительностью от полутора до пяти лет, в зависимости от типа заказываемого товара. Тут он отметил, что Рузвельт «может согласиться на особые условия в исключительных случаях, например, на оборудование для крупных промышленных проектов» и на срок шесть-семь лет. Трояновский вернулся к позиции СССР, согласно которой нельзя было создавать прецедент и к требованиям предоставить долгосрочный заем. Он откровенно сказал, что уже использовал по максимуму свою изобретательность, представив последнее советское предложение, но он открыт для любых встречных предложений «в соответствии с этой линией», которые могут появиться у Госдепартамента. Трояновский не надеялся, что советское правительство откажется от пункта о займе [623] .
622
Memorandum of the press conference. Tuesday, September 4 1934. 800.51W89-U.S.S.R./119, NA RG59, box 4610.
623
«Conversation», with Troianovskii and Moore and Kelley. 5 Sept. 1934. 800.51W89 U.S.S.R./116
На следующий день Мур публично заявил, что последняя встреча с Трояновским не дала результата: «Мы достигли предела и не можем больше идти на уступки… иначе мы непомерно пожертвуем интересами общественности» [624] . Это, конечно, была грубая лесть, очевидно необходимая, чтобы смягчить скепсис. Единственная уступка, которую сделали США, это предложение продлить коммерческие кредиты на шесть-семь лет в исключительных случаях… и больше никаких обещаний. Это было не слишком похоже на уступку. Мур писал Буллиту: «Лично я считаю, что вряд ли советские официальные лица придут к какому-либо разумному соглашению. Литвинов отметил свою победу, когда добился признания, а все остальное для него не так важно» [625] . Нет, это было неправдой.
624
Statement by the acting secret of state R. Walton Moore. 6 Sept. 1934. 800.51W89-U.S.S.R./120, NA RG59, box 4610.
625
Moore to Bullitt. No. 246. Strictly confidential. 15 Sept. 1934. 800.51W89 U.S.S.R./121, NA RG59, box 4610.
Трояновский все еще хотел добиться успеха и отправил в Москву свежее предложение: урезать до 50 млн 20-летний кредит или заем, взять коммерческий кредит в размере 50 млн на срок до 5 лет и 100 млн на срок от 5 до 10 лет [626] . Можно представить, как отреагировал бы на это предложение Литвинов, но он все еще был в Женеве, а обязанности наркома исполнял Крестинский. Он был более терпелив, но не более мягок. На самом деле порой он бывал даже жестче Литвинова:
626
А. А. Трояновский — в НКИД. 17 сентября 1934 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 181–182.
«Вы считаете, что надо принять решение о минимуме, ниже которого мы ни в коем случае не спустимся, но ведь телеграммой от 21 августа Вам по поручению инстанции [И. В. Сталина] сообщено, что наши уступки, изложенные в меморандуме от того же числа, являются крайними [слово подчеркнуто. — М. К.]. Непонятно, почему Вы предлагаете изменить решение инстанции и пойти на новые уступки, хотя прошло всего 4 недели, и американцы ни на шаг не пошли нам навстречу. Почему мы должны нервничать и торопиться с уступками?»
Крестинский писал, что значительно улучшилась позиция СССР на Дальнем Востоке, и сейчас мы обсуждаем торговые условия, которые «значительно лучше, чем то, что предлагают США» [627] .
21 сентября, через три дня после того, как Крестинский отправил телеграмму в Вашингтон, по инициативе Трояновского состоялась еще одна встреча с Хэллом (который уже вернулся), Муром и Келли. Трояновский, видимо, проигнорировал телеграмму Крестинского (телеграфное сообщение между Вашингтоном и Москвой работало очень хорошо и занимало менее суток) и отправил или велел кому-то отправить в Госдепартамент меморандум, подписанный третьей стороной, в котором говорилось о погашении старых долгов. Весьма загадочная история, так как Трояновский отрицал, что в данном документе излагались его взгляды, но утверждал, что он знает содержание и автора. На встрече Трояновский утверждал, что Москва настаивает на займе или долгосрочном кредите (это было правдой), а затем добавил, что он может быть меньше 100 млн долларов (что было неправдой). Полпред решил затеять свою игру? Он точно получил телеграмму от Крестинского, но сказал Хэллу, что у него нет новых инструкций из Москвы. Хэлл дал понять, что заем невозможен, но проявил некоторую гибкость в отношении долгосрочных коммерческих кредитов. Это было похоже на уступку со стороны США. Затем последовало обсуждение процентных ставок, но тут предложение американцев не сильно изменилось [628] .
627
Н. Н. Крестинский — А. А. Трояновскому. 18 сентября 1934 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 182–183.
628
«Conversation» with Troianovskii, Hull, Moore, and Kelley. 21 Sept. 1934. 800.51W89 U.S.S.R./150, NA RG59, box 4610.
Трояновский сообщил в телеграмме, что его пригласил на встречу Мур, но не сказал, что он просил его об этом. Он подробно рассказал об их разговоре, что соотносится с версией США, а затем (хотя в это невозможно поверить) посоветовал сделать Хэллу то самое предложение, которое было совершенно точно исключено, по словам Крестинского [629] . Литвинов все еще находился в Женеве, поэтому не знал про последний акт неповиновения полпреда. Крестинский в Москве сообщил Буллиту несколько дней назад, что он отзывает Трояновского в СССР для консультации. Во время долгих переговоров Крестинский дал ясно понять, что предложение от 24 августа — это последний вариант, который предлагает СССР для решения вопроса долгов и кредита. «Это невозможно», — ответил Буллит так же жестко, как отвечал всегда, когда речь заходила о долгосрочном кредите. Крестинского раздражали обычные обвинения Буллита, но он держал себя в руках. Буллит старался делать то же самое. Он отправил вопрос в Госдепартамент, нужно ли ему уехать из Москвы (он планировал вернуться в Вашингтон через Китай и Японию) до возвращения Трояновского, чтобы «показать, что поведение советского правительства настолько отвратительно, что я чувствую: сотрудничество между нашими странами практически невозможно» [630] . Это были слова заносчивого человека, который никак не мог или не хотел понять точку зрения другой стороны. Не нужно ждать Трояновского, пришел ответ из Вашингтона. «Вы и мы старались, как могли, чтобы сделать наиболее либеральное предложение». То есть наша совесть чиста. «Насколько нам известно, — добавил Хэлл, — Трояновский считает, что предложение Госдепартамента должно быть принято, и он едет в Москву по своей инициативе, чтобы убедить свое правительство его принять» [631] . Интересное суждение. Ведь Крестинский вызвал Трояновского для консультации. Очевидно, что он это сделал потому, что посол не хотел придерживаться инструкций. Литвинов должен был вернуться в начале октября. Случится ли скандал из-за поведения полпреда?
629
А. А. Трояновский — в НКИД. 22 сентября 1934 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 184–186.
630
Запись беседы Н. Н. Крестинского с У. Буллитом. 26 сентября 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 612–615; Bullitt to Hull. No. 330. 27 Sept. 1934. 800.51W89 U.S.S.R./132, NA RG59, box 4610.
631
Hull to Bullitt. No. 264. 1 Oct. 1934. 800.51W89 U.S.S.R./137A, NA RG59 box 4610.