Родное гнездо
Шрифт:
Он осторожно забрал фотоаппарат, неспешно оглядел сад и зашагал следом за бабушкой. А Торик не торопился: у него тут осталось одно приятное дело.
На самом краешке верхнего сада стоял высоченный раздвоенный тополь. А рядом — Двудомик. Снаружи он выглядел как желтый деревянный куб с ребром в два метра. Одну из стен целиком занимало окно, а на противоположной стороне, как раз у тополей, примостилась дверь. Крыша плоская, так что получался настоящий жилой кубик для небольшой семьи. Отец сам спроектировал и построил его, когда появился маленький Торик.
Когда домик начали обживать,
По утрам Торик обычно вставал на свою «кровать» и оказывался лицом у нижней полки, куда папа и тетя Таня заботливо выкладывали подписку журналов «Наука и жизнь» за несколько последних лет, целую серию развивающих брошюр 1950-х годов и еще много всякой интересной всячины. Все эти сокровища Торик мог читать, перебирать и листать часами.
Недавно его увлекла идея флексагонов. Эти необычные штуки из бумаги могли сложить даже его неуклюжие руки. Всего-то надо было расчертить нужную фигуру на клетчатом листе, вырезать ленту, согнуть ее в нужных местах, перевернуть и в одной точке склеить. Флексагон похож на ленту Мебиуса, только он плоский. Сворачивая и разворачивая этот бумажный кулечек разными хитрыми способами можно было открывать не две, и даже не три стороны бумаги, а гораздо больше. В последнем номере «Науки и жизни» описали флексагон на сорок восемь поверхностей, и Торик решил обязательно такой себе сделать, но попозже.
Довольный, он забрал нужный журнал, спустился по ступеням из песчаника и направился к дому.
* * *
В доме царила радостная суета. Родственники и знакомые любили сюда приезжать, некоторые гостили по две-три недели. За долгую историю семьи Васильевых времена случались разные. Бывало, что Васильевы сами были вынуждены уезжать куда-то и жить у дальних и ближних родственников месяцы, а то и годы. Поэтому их радушие не было показным, они на самом деле радовались гостям и старались принять их как можно лучше.
Интеллигенция обустраивала свои дома иначе, чем крестьяне. В отличие от типичных деревенских домов, пространство этого дома было поделено на несколько разных комнаток. Вы сначала входили на кухню, затем через нее — в столовую с большим столом, за который обычно усаживались гости. Оттуда можно было пройти в крохотную комнатку бабушки или такую же комнатку Андрея, тетиного сына. А можно обогнуть печку и пройти дальше, в так называемый «зал», довольно просторную комнату с большим зеркалом и диванчиком, где спала тетя. Настоящих дверей тут не было, но в каждой комнатке имелись дверные проемы, занавешенные шторами. В шутку здесь их называли «входными шторами», чтобы не путать с оконными. Поскольку гости приезжали часто и надолго, к дому пристроили еще и большое летнее крыло, так что места хватало всем.
Застолье было нетипичным по теперешним временам. При том, что вокруг стола усаживалось человек десять, а то и больше,
Сам Торик по обыкновению пробрался в бабушкину комнату. Это место он называл «Зашкафье», и тут главным сокровищем выступал высокий, почти до потолка, шкаф, набитый книгами в два ряда. Каждый раз здесь находилось что-то новое: книги по искусству, цветоводству и минералогии, там фантастика, а тут — книги о путешествиях. В разговоры взрослых за столом он старался не вмешиваться, но вполуха прислушивался.
Возможно, именно эта привычка со временем привела к тому, что он и жизнь стал воспринимать точно так же: отстраненно, не как участник событий, а лишь как сторонний наблюдатель. Листая журнал, Торик подвинулся поближе ко входной шторе.
Тетя Катя, жена дяди Миши, рассказывала о жизни в Москве, об общих знакомых и родственниках. Дядя Миша иногда что-нибудь добавлял о выставках и премьерах. В паузе тетя Таня уточнила:
— Как там Нинмихална? К нам собирается?
— Может, на недельку выберется в сентябре.
— А как Марина, — поинтересовалась бабушка, — сдала экзамены?
Кажется, дядя Миша смутился:
— Марина-то у нее теперь… вторая.
На минуту все перестали жевать. Над столом пролетела муха и уселась на цветущий кактус.
— Как… вторая? — не поняла бабушка. — А первая куда же делась?
— Отучилась, прошла распределение и теперь в Томске. Плакала и благодарила, сказала, что за эти годы Нинмихална стала ей как родная.
— Конечно, — поддержала тетя Катя. — Где в Москве найдешь человека, который возьмет к себе жить чужого?
— Так откуда вторая-то? — не сдавалась бабушка.
— Марина когда уехала, — вновь вступила тетя Катя, — Нинмихалне так одиноко стало. Она опять пошла в тот институт. Там приемная комиссия, ну и… История повторяется. Все носятся ошалелые, а одна девушка сидит и плачет. Подошла, разговорила. Как узнала, что тоже Марина, не удержалась, к себе позвала.
— Я уж с ней говорил, — сказал дядя Миша с досадой. — Люди-то всякие бывают. Нинмихална одна, детей нет, муж умер… А она: «Ну и пусть. Живой человек в доме. Пока могу, буду помогать».
— Человек взрослый — сама решит, — подытожила тетя Таня. — Чай будете?
— Чай? — Лицо дяди Миши на миг озарилось улыбкой, но затем он посерьезнел и степенно заявил: — Толя, а ты знаешь, был тут один пеликан… Катя, где у нас…
Торик понял, что его ожидает очередной подвох. Дядя Миша знал тысячи вещей из самых разных областей культуры, науки и техники. Но при этом безумно любил мистификации. Он умел с серьезнейшим видом рассказывать полную чушь про слонов, живущих в метре под землей или про ложку, внезапно стекшую внутрь стакана с горячим чаем (а это оказалось правдой — только ложка нужна специальная, из сплава Вуда). Он наслаждался замешательством собеседника, лишь в конце истории одаряя его доброй улыбкой.