Рокки, последний берег
Шрифт:
Прежде она никогда не пила анксиолитиков, даже презирала тех, кто ими спасался, она ведь всегда считала, что одной только силой характера может одолеть все душевные терзания и тревоги, что выгорание и депрессия — это для слабаков. Приняв впервые эту таблетку, она думала, что это только один раз, просто чтобы хорошо выспаться и быть в форме завтра. Четверть грамма алпразолама, действующего вещества ксанакса, действительно сработала. Через несколько минут, запив таблетку глотком воды, Элен почувствовала, что тугие узлы в животе ослабили свою хватку, а метавшиеся в голове мрачные мысли растворились, как щепотка соли в ванне с теплой водой. Она решила, что готово дело, проблема снята. Но на следующую ночь все началось сызнова, и на
А потом она приняла ксанакс с утра. Сразу, как только встала. Потому что так дни проходили спокойнее, грусть была не такой глубокой, гнев не таким жгучим, разочарование не таким острым.
А потом она приняла еще одну таблетку днем, чтобы продлить действие утренней, которая, в свою очередь, продлевала действие вечерней. Все это напоминало детский хоровод, таблетка шла за таблеткой, каждая подавала свою химическую ручку следующей, чтобы счастье, или его видимость, никогда не кончалось.
А потом однажды не стало новостей. Теле- и радиоканалы перестали работать, новостная лента газет не пополнялась. Некоторое время еще висели титульные страницы, «Фигаро», «Либерасьон», «Монд», «Ле Пуэн» «Экспресс», «Нувель Обсерватер», «Ле Паризьен», «Ле Суар», застывшие во времени, показывали все более устаревшую информацию, как будто все редакции опустели.
Потом и эти страницы исчезли, к ним попросту не было доступа, на экране высвечивалась ошибка 404, означающая несуществующий линк. Chat-GPT безмолвствовал, серверы основных социальных сетей тоже больше не работали. Миллиарды профилей, бородатых анекдотов, фотографий котят, фотографий с каникул, селфи, всевозможных статусов, точек зрения, публичных признаний в любви, цветистой брани, теорий заговора, дикпиков, молений и угроз сгинули навеки в абсолютной пустоте цифрового небытия. Испарилось большое бинарное облако вследствие отключения микропроцессоров за отсутствием электрического питания.
Некоторые блогеры и блогерши, укрывшиеся в более-менее безопасных зонах, еще кое-что выкладывали на местные серверы, адресами которых успели поделиться, пока работали социальные сети.
Была, например, Калутика (имя, позаимствованное из манги Rebirth), которая представлялась кореянкой, цифровой художницей двадцати пяти лет из Чинджу (провинция Кёнсан-Намдо). В своем блоге на английском и корейском под названием «Дневник сумерек» (Twilight Diary / hwanghon-ui ilgi) она в задушевном и поэтичном стиле излагала, как в ее городе ввели карантин, беспощадный, но, увы, бесполезный. Выходить на улицу было запрещено, и, запертая в своей квартирке на двадцати квадратных метрах, на тридцать первом этаже жилой многоэтажки, она писала эфемерные автопортреты на запотевшем стекле единственного окна. Она фотографировала их своим Fuji X100V и ретушировала потом на фотошопе, внося шаманские мотивы, свойственные корейским погребальным традициям. Эти произведения она сопровождала текстами — сиджо, стихотворной формой, близкой к японскому хокку.
День Заднем Улицы Где бродит только смерть Дождь Льет Равнодушный КакПотом был текст подлиннее:
Я не знаю, что происходит. Армия покинула город. Этой ночью я слышала взрывы, и небо за рекой стало оранжевым. Я решила, что это пожары. А потом, в середине ночи, в мою дверь постучали, это был Соджун, мой сосед, студент факультета информатики. До сих пор мы с ним никогда не разговаривали. Он похож на Хван Ин Ёпа в сериале «Истинная красота». Когда я открыла дверь, Соджун расплакался. Он весь дрожал. Его тренировочные брюки были порваны. Ботинки все в золе.
— Они сжигают людей. Даже тех, кто еще не умер. Они сжигают больных! Их собирают на стадионе. Обливают бензином с вертолетов и поджигают! Я видел это! Я видел!
— Неправда! — сказала я. — Этого не может быть! На Севере еще могли бы, но не в Южной Корее!
— Правда! Я сам видел. Это безумие! Все сошли сума!
Сказав это, он ушел. Назавтра я пошла проведать Соджуна, но его не было. Теперь я во всем доме совсем одна. Уже несколько дней не раздавали пайки. У меня осталось немного риса. Потом не будет ничего. Я уподоблюсь теням, что выходят из темноты и пробираются вдоль стен, как звери. Я буду рыться в помойке. Мне так одиноко.
Была еще W@lter#Hirsh из Новой Зеландии, трансгендер, активный борец за права своего меньшинства. До исчезновения «Твиттера» у нее/него было около полутора миллионов подписчиков, чьи сердца он/она завоевал/а, борясь против толп трансфобов в пору своего превращения в мужчиноженщину. В прежнем мире у нее/него имелся аккаунт и в другой соцсети и более семи миллионов подписчиков (их он/она завоевал/а, когда Ники Минаж и Дуэйн Джонсон поделились некоторыми ее/ его постами в своих историях). На собственном сайте под названием «Documenting the apocalypse»
W@lter#Hirsh постил/а снимки, сделанные смартфоном в Окленде и его окрестностях. Кадры сопровождались минимумом текста: место, время, краткое описание.
Фотография с улицы Олбани. 07:15.
Улица пуста. На тротуарах у подъездов домов лежат тела в черных пластиковых мешках. В кадр их попало порядка сотни, но на всей улице наверняка гораздо больше. В правом углу можно различить мусоровоз. Фигуры в белых комбинезонах и противогазах бросают труп в кузов.
W@lter#Hirsh пишет: «По всей вероятности, местные жители, умершие ночью (?) и вынесенные близкими;(?). Их отвезут в братские могилы и сожгут (?)».
Серия фотографий из торгового центра в Маунт-Идене. 03:00.
Вид с пустого паркинга. Решетки опущены, входные двери заперты, но местами выбиты, возможно ломом, или протаранены грузовиками.
Вид из центрального прохода. Никого. Большинство витрин разбиты. На полу валяются всевозможные вещи, как будто брошенные в поспешном бегстве: плазменные телевизоры, одежда, кроссовки, порванные пакеты с сахаром и макаронами. В глубине маленькая белая собачка с курчавой шерстью, в красном ошейнике, испуганно глядит в объектив.