Рокки, последний берег
Шрифт:
Фред все-таки лег в постель. По ровному дыханию Элен он понял, что теперь она действительно спит.
Он ворочался с боку на бок, не в состоянии найти удобную позу. Под одеялом было слишком жарко, а без него слишком холодно.
Он ждал сна, но сон не шел.
Бессмысленные мысли, беспредметные ощущения появлялись и исчезали, не фиксируясь в мозгу, будто некая высшая сущность играла с пультом его сознания. Может быть, он все-таки уснул, во всяком случае, какое-то время почти видел сон, и его бесплотная душа плыла неведомо куда в горьких испарениях его подсознания.
Вдруг с первого этажа донесся какой-то шум.
Фред открыл глаза.
Снова шум.
Как будто
Он сел.
Когда долго живешь в доме, знаешь наизусть все свойственные ему звуки: вентиляция, отопление, какой-нибудь электроприбор, скрипучая половица, сквозняк в ставне. На этот раз звук был другой. Это были тихие шаги.
Радиобудильник показывал час ночи.
Фред задумался, что же делать, а потом вспомнил, что он — глава семьи и ему надлежит защищать своих.
Защищая своих, добиваешься уважения.
Защищая своих, укрепляешь свой авторитет.
Вот что он внезапно понял, глядя широко открытыми глазами в темноту спальни.
Он встал, натянул валявшиеся в изножье кровати джинсы и открыл дверь.
В коридоре стояла почти полная темнота, лишь шальные фотоны пробивались с ночного неба в окно, и все вокруг казалось наброском.
Он на цыпочках прошел к комнатам детей: Александр спал, Жанна тоже. Значит, это не они были внизу.
А если так, то это могли быть только Ида или Марко. Само собой. Но зачем они пришли сюда среди ночи? В кладовые ведь можно войти из патио! Если бы они хотели полакомиться ЕГО икрой или взять ЕГО вина, они не стали бы заходить в дом.
Они здесь не за этим!
Наверняка чтобы украсть.
Компьютер? Планшет?
Или чтобы испортить что-нибудь, типа, месть слуг… Фред слышал такие истории.
Он осторожно спускался по лестнице, мысленно представляя себе, как закатит скандал, как Иде и Марко будет стыдно, что их застукали у него в доме. Как они рассыплются в извинениях! Как, в порядке компенсации, он предложит им вернуться к службе! Как он великодушно их простит. Как будет восхищаться им семья за то, что он так ловко обернул ситуацию в свою пользу.
Он спустился до нижней ступеньки. Гостиная была погружена в полумрак и походила на картинку из черно-белого сна. Никого не было, окна закрыты, входная дверь заперта. Он прошел в столовую, потом в кухню. Никого. Только тихо урчала посудомойка, заканчивая цикл.
Он затаил дыхание, сосредоточился, пытаясь снова расслышать подозрительный шум.
Тщетно.
Все было совершенно тихо.
Он подождал немного, посмотрел в окно на дверь западного крыла по ту сторону патио. Она была закрыта. Свет не горел.
Он поднялся наверх.
Когда он вернулся в спальню, Элен по-прежнему спала. Фред позавидовал ее спокойному сну.
«Она же принимает таблетки», — подумал он.
И, сам не понимая, как это вышло, взял таблетку ксанакса из аптечного шкафчика в ванной и запил ее стаканом воды.
Сон поглотил его, как чей-то рот, теплый, влажный и мягкий. Проснувшись, он не мог вспомнить, снилось ли ему хоть что-нибудь, и чувствовал себя так, будто был скорее без сознания, чем спал. Состояние было странное, непривычное, словно его эмоции слегка воспарили над действительностью. Мир казался спектаклем, который он смотрел без особого интереса. Все вокруг подернулось клубящейся скукой, невесомой, как слой талька, и это было приятно. Он не понимал, как мог днем раньше принимать события так близко к сердцу. Мира не стало. Это факт. В масштабе Вселенной это всего лишь незначительная деталь. Через несколько миллионов лет по случайности эволюции какой-нибудь другой живой вид, возможно, обретет сознание, сознание даст ему разум, а разум позволит овладеть техникой, как это было с людьми.
Фред оценил свое новое состояние духа, решив, что оно больше похоже на мудрость, чем на смирение. Он даже представил себя старым йогом, тощим и бородатым, и мысленно медитировал в тишине у корней дерева, с открытыми всем ветрам чакрами, питаясь своим внутренним покоем, как другие питаются хлебом с маслом, и глядя на мир без радости и без печали. Ничего не желал, ничего не ждал, и дни его образовали континуум, прямой, как горизонт, и безмятежный, как космическая пустота.
Ида и Марко не хотят больше работать? Ну и пусть.
Ида и Марко проникают к нему ночью, чтобы обокрасть его? На здоровье.
Фред догадывался, что этой переменой настроения обязан принятому вчера ксанаксу. Это его не беспокоило. Мудрость можно снискать годами духовных упражнений или обрести под действием психоактивного компонента, все равно мудрость есть мудрость.
Он хотел было принять еще таблетку, но не стал. Если повезет, одной ему хватит на день. Или на неделю. Может быть, химия его мозга изменилась коренным образом и он останется таким навсегда?
«Это было бы идеально», — подумал он.
Было далеко за полдень, он проспал часов пятнадцать. Солнце за окном стояло уже высоко. Морские птицы, названия которых он не знал, парили на ветру, словно приколотые к небесной синеве.
Он спустился вниз.
Там не было ни души. Элен и дети, наверно, ушли на прогулку с Жетом.
Остатки ужина так и валялись на столе в столовой. Посуда не была вымыта. Наполовину размороженные готовые блюда стояли на кухонном столе. Гостиная выглядела грязной, он не знал почему, возможно из-за пыли на журнальном столике, да и пол был не такой чистый, как следовало бы.
Фред ощущал в своем теле безграничную энергию. Мог бы гору своротить голыми руками. Он жаждал действия и принялся за работу. Убрал со стола в столовой и в кухне, опорожнил посудомойку, загрузил в нее грязные стаканы, приборы, тарелки и запустил быстрый режим, потому что хотел, чтобы все было по образу и подобию его души: идеально чистым. Он отправился на поиски моющих средств и нашел их за дверью, которую никогда не открывал: средства для плиточного пола, для индукционных панелей, для нержавеющей стали и для натурального камня, гели для пола, кремы для унитазов и другие для ванны и душа, жидкости для окон, для духовки изнутри и для духовки снаружи, для садовой мебели, гели от накипи, от жира, от плесени, пенка от известкового налета, воск в спрее, воск в пасте, чистящие средства для ковров, дезодорирующие для придверных ковриков и целая коллекция губок, щеток, ершиков, салфеток, фланелек, тряпок и тряпочек. Он читал на бутылках: «двойного действия», «тройного действия», «суперблеск», «подлинный секрет лаванды», «мгновенная чистота с ароматом цветов вишни» — это была высокая поэзия гигиены.