Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Да.
– Передайте ему трубку.
– Как вы относитесь к предложению Василевского?
– услышал Рокоссовский глухой голос Верховного.
– .Отрицательно, товарищ Сталин.
– Что вы предлагаете?
– Я думаю, следует сначала разделаться с окруженной группировкой.
– А если немцы прорвутся? ' . . '
– В этом случае против них можно повернуть 21-ю армию.
Сталин помолчал, а затем сказал:
– Передайте трубку Василевскому.
В течение нескольких минут Василевский слушал то, что ему говорил Верховный, а затем вновь начал доказывать необходимость'передачи
– Еременко сомневается, что может отразить наступление противника своими силами, - говорил покрасневший от волнения начальник Генштаба.
– Да, товарищ Сталин, передаю.
– Константин Константинович, - сказал Верховный, - Ваше предложение действительно очень смело, но риск чересчур велик. Мы здесь в Государственном Комитете Обороны сейчас все рассмотрим, взвесим все «за» и «против». Но, видимо, с армией Малиновского вам придется расстаться.
– В таком случае, товарищ Сталин, войска Донского фронта не смогут уничтожить Паулюса. Я прошу вас тогда отложить операцию.
Послё некоторого раздумья Верховный сказал:
– Хорошо, временно приостановите операцию. Мы вас подкрепим людьми и техникой. Я думаю, вам надо прислать Воронова, он поможет усилить вашу артиллерию.
Ставкой было принято предложение Василевского, а операция «кольцо» (разгром окруженной группировки) отложена.
Усилия Гитлера оказать помощь Паулюсу провалились: контрудар Манштейна не состоялся. Его войска были разгромлены и откатились на юг. Бушевавшая уже-пять месяцев Сталинградская битва вступила в свою последнюю фазу.
Глава четырнадцатая
Юлия Петровна, закончив работу в Антифашистском комитете советских женщин, пришла сегодня домой пораньше. Она ждала дочь, которую не видела уже две недели. Как раз была суббота, и Ада обещала приехать.
Двухкомнатная квартира Рокоссовских ничем не отличалась от обычной квартиры того времени. В спальне находились две кровати с тумбочками, в другой комнате - платяной шкаф, стол, четыре стула, скромная кухонная мебель - вот и все, чем на первых порах могло обеспечить государство семью полководца. Видно было, что жильцы квартиры привыкли к чистоте и порядку, заботились о том, чтобы придать своему жилищу уютный вид. Юлия Петровна протерла полы, заменила постельное
белье, приготовила ужин и с нетерпением стала ждать дочь. В школе рааведчиков-связистов Ада занималась уже более месяца. Мать не одобряла выбор дочери. Она хорошо понимала, что будущая военная профессия единственной дочери связана с большим риском и ей придется переживать не только за мужа, но и за дочь. Она просила, умоляла ее не поступать на эти курсы, даже пыталась припугнуть запретом, но Ада настояла на своем и поступила так, как считала нужным. Она мотивировала свой выбор тем, что ей уже пошел восемнадцатый год и она обязана внести свой вклад в разгром фашистов. Если она этого не сделает, то перестанет себя уважать. Зная характер дочери, мать отступила и смирилась. '
Закончив домашние дела, Юлия Петровна надела праздничный костюм, который она не так давно купила в Новосибирске, подошла к зеркалу и начала причесываться. Она увидела усталое похудевшее лицо, седые
– Интересно, а как выглядит Костя? Ведь мы не виделись целую вечность».
В школе АДУ уважали за старание и усидчивость, а возможно, и за то, что она дочь прославленного генерала. Девушка мечтала о том, как она будет перелетать линию фронта, затем будет плыть над зелеными рощами, лесами, как потом будет ходить по партизанским тропам, жить в землянках и постоянно поддерживать связь с Большой землей.
Сегодня она завороженно прослушала выступление начальника Центрального штаба партизанского движения Пономаренко.
Похоже, это юное создание многое унаследовало от отца.
С видом счастливой студентки Ада вышла из здания школы. Погода была морозной, и она, вдыхая всей грудью свежий воздух, шла, скрипя сапожками по снегу, до трамвайной остановки. Военная форма необыкновенно ловко сидела~на девушке. В щепетильной опрятности офицерской шинели, в зеленой юбке, в легких сапожках, в залихватски одетой военной шапке, из-под которой выбивались пряди черных волос, чувствовалась кокетливость молодой девушки, сознающей свою привлекательность. На ее смуглом красивом лице постоянно присутствовала улыбка. Многие восхищенно смотрели вслед крепкой, ладно сложенной фигурке девушки.
Вскоре она спрыгнула с подножки трамвая, прошла по переулку и забежала в подъезд. На первом этаже Ада открыла почтовый ящик, взяла письмо, поцеловала его и, прыгая через ступеньку, поднялась на четвертый этаж, нажала на кнопку звонка.
– Заходи, доченька, заходи!
– открыла дверь Юлия Петровна.
– Здравствуй, мамуленька!
– бросилась на шею матери Ада.
– Ой, Ариадна, какая же ты уже взрослая!
– воскликнула Рокоссовская, снимая с дочери шинель.
– Как твоя учеба?
– На четыре и пять, - подняла вверх ладонь Ада.
– Все говорят, что из меня выйдет хорошая связистка.
Сидя за ужином, Ада с живым блеском в глазах рассказывала о занятиях в школе, о жизни белорусских партизан, об их борьбе с фашистами, о том, как им доставляют оружие, боеприпасы. В ее рассказе чувствовалось, что она уже жила затаенным ощущением опасности и романтической неизвестности.
По мере того как дочь открывала ей тайны своей будущей работы, у матери все больше сжималось сердце. Сами собой оживали долгие дни и ночи, когда ее Ада была совсем маленькая. Как хотелось Рокоссовской вернуться в то время, каким было счастьем - даже сердце трепещет, чуть только вспомнишь!
– надеть малышкепижамку, положить ее спать, нежно целовать, петь ей песни и сочинять сказки.
Когда они закончили пить чай, Ада вышла на середину комнаты и, загадочно улыбаясь, проговорила:
– А теперь, дорогая мамочка, у меня для тебя приготовлен сюрприз!
– Что за сюрприз?
– Спляши, тогда скажу.
– Ада, не томи душу, - сказала мать, будто о чем-то догадываясь.
– Помнишь, когда нас папа учил танцевать польский танец краковяк?
– Помню.
– Тра-та-та-та-та-та-та, - вихрем завертелась Ада по комнате.
– Ладно, мамуля, открываю секрет.
– Она достала письмо, села рядом с матерью и начала читать.