Роман роялиста времен революции :
Шрифт:
"… Меня обвиняютъ въ томъ, что я отдыхаю въ Ліош… Вдь я живу здсь вчно подъ кинжаломъ… Грустно видть, что т, которые живутъ въ далек отъ опасности, выдумываютъ себ романы героизма…"
Иронія есть насмшка, сквозь которую чувствуются слезы. Разв ихъ нтъ въ этихъ послднихъ строкахъ Анри:
"…Сила ихъ порицаній проникла до мозга моихъ костей!
"Но все, что замышляютъ эмигранты, безцльно. Безплодность ихъ усилій воскресить трупъ придаетъ тмъ, кто видитъ ясно, мужество прервать съ ними всякія сношенія".
"…Вн родины сохраняются химерическія надежды… разсчитываютъ вернуться завтра…
"Все
Между тмъ пребываніе въ Лозанн становилось все мучительне для графини Вирье. Она не только наталкивалась на обидные намеки, но ей приходилось выносить грубости и рзкости отъ людей, которые отъ прикосновенія Революціи сами заражались.
Швейцарцы позабыли свое традиціонное гостепріимство по отношенію къ эмигрантамъ. Они были съ ними высокомрны, задорны, упрекали ихъ въ томъ, что они объдаютъ страну, и компрометтируютъ ее безповоротно передъ Франціею. Даже дти подвергались преслдованіямъ.
Каждый день приходилось видть m-me Вирье ея дтей, возвращавшихся въ слезахъ изъ той маленькой школы, куда она ихъ посылала.
M-lle Гортензія, одна изъ надзирательницъ, была къ нимъ немилосердна. Не разъ приходилось маленькому Аймону, несмотря на свои пять лтъ, раздлываться на улиц съ злыми ребятишками, которые обзывали его: "противный эмигрантъ!.. противный французъ!"
Во всякомъ человческомъ образ, каковъ бы онъ ни былъ, тогда слезами обливалась душа!
Какъ ни была тверда жена Анри въ своемъ личномъ страданіи, она не могла мириться съ страданіями своихъ дтей. "Я до такой степени была огорчена ихъ печалями, — пишетъ она, — что во всхъ письмахъ къ мужу умоляла его вернуть насъ во Францію*.
Но возвратиться во Францію, "когда аристократизмъ былъ написанъ на лиц", какъ сказалъ про m-me Вирье одинъ дофинскій патріотъ, было не легкимъ дломъ. А затмъ, не рисковала ли несчастная женщина повредить мужу въ Ліон или по крайней мр стать помхою въ его дйствіяхъ? Ршивъ, что пусть будетъ, что будетъ, Анри позволилъ ей пріхать къ нему. Съ помощью врнаго человка ей удалось перебраться черезъ границу, но увы! для того, чтобы на другой же день по прізд въ Ліонъ пожалть объ этомъ.
Изъ благоразумія пришлось разсовать дтей въ разныя руки. Маленькихъ двочекъ поручили милосердію Божію и одной старух, "m`ere Lafert'e", которую въ былое время удалось одолжить, а маленькій Аймонъ остался при матери въ маленькой комнатк, близь церкви Saint-Jean.
И вотъ, однажды вечеромъ ребенокъ сталъ жаловаться на сильную головнуго боль. Затмъ появилась сильная лихорадка. На слдующій день выяснилось воспаленіе мозга.
Болзнь была не подъ силу слабой натур ребенка.
Каждый вечеръ, съ опасностью жизни, Анри выходилъ изъ своего мста укрывательства, чтобы навстить своего умирающаго ребенка…
Успокоенная его приходомъ, жена его тогда ложилась отдохнуть, но крики ребенка заставляли ее сейчасъ же вернуться къ нему. И тогда они оба вмст старались его успокоить въ бреду…
Комната была низкая и выходила на улицу. Крики, которые раздавались съ улицы, звуки барабана только еще больше волновали больного. Нечего было и думать о лченіи… Позвать доктора значило выдать себя…
Аймонъ долженъ былъ неминуемо умереть! Но мать
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Болзнь графини де-Вирье въ Ліон во время процесса короля и посл 21 января. — Всемогущество Шаліе — Гд помстить гильотину? Реакція и репресаліи. — Анри въ Croix-Rousse. — Дневникъ его дочери. — Напрасное обращеніе къ Муцію Сцевол. — Компасъ патріотовъ. — Адресъ ліонцевъ Конвенту. — Битва 29 мая. — Мадинье. — Пораженіе санкюлотовъ. — Смерть Шаліе. — Жирондисты въ Ліон. — Угрозы Конвента. — Приготовленія обороны. — Назначеніе Преси генераломъ. — Его портретъ. — Опять дневникъ m-lle де-Вирье.
Несчастіе для Вирье усиливалось, какъ усиливается лихорадка.
Въ то время какъ ребенокъ сталъ поправляться, заболла его мать воспаленіемъ легкихъ, которое, въ виду декабрьскихъ холодовъ и лишеній, приняло угрожающій характеръ.
Чтобы спасти мать посл ребенка, нужно было второе чудо. И это чудо совершилось; есть горькія судьбины, которыя не завершаются, покуда все горе не исчерпано до дна.
Но можно себ представить, что пережилъ Анри, покуда длился кризисъ!
Почти безъ средствъ, вынужденный все боле и боле скрываться, ему приходилось оставлять больную цлыми днями на произволъ судьбы.
Нтъ, никогда еще жизнь не казалась ему столь ужасной!
Однако энергіи у него было не мало. И съ каждымъ днемъ, который приносилъ новые ужасы и опасенія, энергія его только возростала.
Съ тхъ поръ, какъ начался процессъ короля, въ Ліон не было ни улицы, ни площади, которая не превратилась бы въ клубъ или въ бранное поле. Дло доходило до драки за этими столами патріотовъ, когда среди стакановъ и бутылокъ разворачивался адресъ Конвенту, въ которомъ требовалась смерть короля. Санкюлоты вербовали проходящихъ, нкоторые радостно подписывались. Иные подписывались подъ вымышленнымъ именемъ. Большинство протестовало. Тогда начинались драки, ругань, крики, которые врывались въ комнату, гд лежала несчастная m-me Вирье.
Анри терпливо выносилъ все это, хотя жена его знала, что давно уже терпніе его было исчерпано. Если онъ опаздывалъ, ей казалось, что она умираетъ.
Между тмъ дни шли. Настало 21 января.
"Никогда я не забуду горя моихъ родителей при извстіи о казни короля, — пишетъ m-lle Вирье.
"Отецъ разсказывалъ намъ, что не разъ посл того свиданія, которое ему устроили Mesdames, ему случалось бывать у Людовика XVI. Назначеніе m-me де-Турзелъ способствовало этимъ сношеніямъ.
"Онъ говорилъ намъ, что посл перваго же сближенія съ королемъ, онъ весь проникся его добротою… Его доброта, его довріе не разъ были ему утшеніемъ во всхъ его личныхъ несправедливостяхъ, какія ему приходилось переживать… И потому понятно было его отчаяніе…