Роман роялиста времен революции :

Коста-Де-Борегар Шарль-Альбер

Такимъ образомъ онъ ходилъ отъ двора Карусель до Тюльерійскаго сада, машинально повторяя все т же слова или скоре издавая звуки, которыхъ онъ самъ не слыхалъ. Передъ этою атоніею національными батальонами овладваетъ чувство иронической жалости. Швейцарцы, которымъ нтъ дла до короля, не замчаютъ его слабости. Но какое горе для этихъ двухъ, трехсотъ Gentilhommes'овъ, которые желаютъ только смерти, не найти въ глазахъ ихъ повелителя ни искры битвы, на устахъ ни слова изъ увлекательныхъ словъ Беарнейца!

За свои 80 лтъ старый маршалъ Малье, который командуетъ этой кучкой храбрецовъ, не разъ видлъ монархію въ опасности, и никогда

онъ не отчаявался. Но теперь, при вид того, какъ король покидаетъ свой дворецъ, чтобы спрятаться за кресломъ президента въ Собраніи, онъ отчаивается.

Еще не было ни одного ружейнаго выстрла, еще не было пролито ни одной капли крови… Покуда проливаютъ только слезы ярости эти врные, въ которыхъ король повидимому сомнвается.

Людовикъ XVI ушелъ, не отдавъ имъ никакихъ приказаній. Они не знаютъ, должны ли они присоединиться къ тому небольшому отряду, который послдовалъ за нимъ, или они должны вступить въ безполезную борьбу съ чернью.

Жители предмстій, повидимому, тоже въ нершимости.

Начинаются переговоры между ними и швейцарцами, которые выглядываютъ въ окна. Но вдругъ раздается выстрлъ, затмъ другой. Безъ всякихъ приказаній завязывается общая стрльба.

Швейцарцы переходятъ съ наступательнымъ дйствіямъ. Три или четыре ихъ роты, въ полномъ порядк, появляются внизу большой лстницы.

Толпа, при вид ихъ, отступаетъ и разсыпается. Gentilhommes'ы съ жандармеріею наступаютъ съ обнаженными шпагами. Все бжитъ, все отброшено до самой площади Карусель.

Побда за королемъ.

Швейцарцы кидаются, чтобы окончить ее, какъ вдругъ появляется запыхавшись д'Эрвильи изъ Собранія, куда онъ проводилъ Людовика XVI.

"Не стрлять! — кричитъ онъ, когда ему удается быть услышаннымъ. — Король желаетъ и требуетъ, чтобы за нимъ послдовали!

Въ такую минуту подобное требованіе всхъ поражаетъ. Тмъ не мене не остается ничего боле, какъ повиноваться.

Отступаютъ. Тогда толпа переходитъ къ наступательнымъ дйствіямъ. Она въ безпорядк врывается во дворецъ вмст съ швейцарцами. Начинается самая отчаянная борьба.

Драка одинъ на одного, такое избіеніе на лстницахъ, въ капелл, въ апартаментахъ короля, что не уцлть ни единому gentilhomme'у, ни единому швейцарцу.

Тмъ не мене нкоторымъ, въ томъ числ и Анри, удалось выбраться изъ дворца и пробраться въ собственный садъ короля. Они бгутъ къ ршетк, которая отдляетъ его отъ большого сада Тюльери,

Калитка заперта. Ее расшатываютъ. Она не поддается. Наконецъ одна ршетка поддается; но отверстіе такъ узко, что за разъ больше одного человка не можетъ пролзть, тмъ не мене одному швейцарцу удается пролзть и добраться до первыхъ деревьевъ.

Его замтили съ набережной.

Въ это самое время, батальоны, расположенные передъ мостомъ Ройяль, замчаютъ небольшой отрядъ, который спасается бгствомъ, и направляютъ въ него залпъ пуль.

При звук выстрловъ, въ окнахъ дворца показываются марсельцы. И вотъ они тоже начинаютъ стрлять съ тыла въ Анри и его друзей.

Удержаться на позиціи немыслимо. Семь труповъ уже лежатъ у ршетки и заслоняютъ проходъ. Нельзя медлить. Повсюду смерть; она неминуема, если пойдешь назадъ, и есть нкоторая надежда ее избжать, двинувшись впередъ.

И вотъ идутъ впередъ, пробираясь ползкомъ между трупами.

Затмъ швейцарцы и gentilhomme'ы бгутъ, перепрыгивая отъ одного дерева въ другому, покуда они наконецъ вн раіона пуль негодяевъ,

которыхъ, повидимому, весьма забавляетъ эта охота на людей.

Они убили 12 или 15 швейцарцевъ. Ихъ красные мундиры были хорошею цлью. Ихъ трупы лежатъ между ршеткою и первыми деревьями. Тамъ же убиты на смерть Кастежа и Клермонъ д'Анбоазъ…

Вирье, благодаря своему маленькому росту, совершилъ этотъ опасный переходъ благополучно. Посчастливилось также Віоменилю, Ламартину и еще нсколькимъ. То прокрадьгваясь, то убгая, то прячась за деревья. имъ удалось добраться до оранжереи въ конц сада. Оттуда они выбрались на набережную. Они разсчитываютъ скрыться въ Елисейскихъ поляхъ. Но конный отрядъ, который вызжаетъ на площадь Людовика XV, заставляетъ ихъ направиться на откосъ Сены. Тамъ лодка. Они прячутся въ нее. Отрядъ прозжаетъ мимо, не замтивъ ихъ… Они спасены.

Эти подробности заимствованы у Ламартина, который слышалъ ихъ отъ своего отца. Отъ отца также онъ узналъ, что бглецы добрались до лса въ Медон.

Вроятно, Анри скрывался съ ними. Но въ запискахъ его дочери не упоминается объ этомъ мучительномъ эпизод. Въ нихъ прямо говорится о прибытіи его въ Ліонъ и именно въ такихъ выраженіяхъ: та же воля, которая направила моего отца въ Кобленцъ, направила его на смерть…"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

II.

Постановленія, принятыя городскимъ управленіемъ Ліона на другой день, 10 августа, могутъ дать врное представленіе объ опасностяхъ, которымъ подвергался Анри. Постоялые дворы, гостинницы всхъ родовъ подвергались ежедневному обыску. Въ нихъ съ такимъ рвеніемъ разъискивались бжавшіе изъ Тюльери, что Вирье былъ вынужденъ мнять каждый день и имя и помщеніе.

Надо сказать, что городъ попалъ въ руки Шаліе [74] , этого мрачнаго иллюмината, который придавалъ Ліонскому террору характеръ поразительно странный.

74

Жозефъ Шаліе, род. въ Боларъ, въ Пьемонт, въ 1747 г. Его отецъ готовилъ его для духовной карьеры и потому заставилъ его пройти курсъ философіи у доминиканцевъ. Умъ безъ равновсія, его можно назвать изступленнымъ революціи.

Едва окончивь семинарію, Шаліе сдлался школьнымъ учителемъ, затмъ комивояжеромъ, затмъ за свой цинизмъ въ монентъ неудавшагося проекта Salon fran`eais попалъ въ члены муниципальнаго совта Ліона, въ качеств полицейскаго администратора. Отчисленный въ апрл 1792 г. за то, что прикавывалъ счь женщинъ и двицъ у дверей церквей, онъ заставилъ себ возвратить свою должность законодательнымъ собраніемъ 15 августа 1792 г. Его возвращеніе въ Ліонъ было настоящимъ тріумфомъ.

Какъ и Шабо, Шаліе былъ растрига. Его голосъ, его жесты, слова носили на себ отпечатокъ духовнаго краснорчія. Онъ говорилъ только тирадами, апокалипсическими строфами. У Шаліе были т-же слова, что и у Савонаролы, проклятія, достойныя пророковъ, умиленіе двъ, и нечеловческое смиреніе, чисто мученическое.

Въ своемъ безуміи человкъ этотъ отражалъ вс безумія массы. Шутъ, сангвиникъ, мистикъ-палачъ, фанатикъ до невозможности — таковъ этотъ Шаліе.

О немъ можно сказать, что онъ сохранился въ воспоминаніи Ліона, какъ т боги, въ которыхъ олицетворяли свои страхи народы — дти…